Мейербер гугеноты краткое содержание. Джакомо Мейербер

Именно опера «Гугеноты» сделала Мейербера в 1836 году королем оперы не только в Париже, но практически всюду. У Мейербера было достаточно хулителей его таланта даже при жизни. Рихард Вагнер назвал либретто Мейербера «чудовищным попурри, исторически-романтической, священно-фривольной, таинственно-бронзовой, сентиментально-надувательской мешаниной» и даже после того, как Мейербер занял видное положение и его уже нельзя было так легко третировать, постоянно нападал на него со всяческой хулой (правда, один раз, совершив редкий для него честный поступок, он признал, что четвертое действие «Гугенотов» всегда глубоко его волновало). Вагнеру не приходило в голову, что его характеристика подобных либретто вполне приложима к его собственным либретто. При этом либретто самого Вагнера, какой бы резкой критике современников они ни подвергались, никогда не воспринимались настолько всерьез, чтобы испугать приверженцев иных политических взглядов и официальных цензоров. К «Гугенотам» же относились вполне серьезно, и постановщикам оперы во многих городах, где уважалась католическая вера, приходилось маскировать религиозный конфликт, о котором в опере идет речь. В Вене и Санкт-Петербурге опера шла под названием «Гвельфы и гибеллины», в Мюнхене и Флоренции - как «Англикане и пуритане», в последнем городе также как «Ренато ди Кронвальд».

Сегодня трудно принять псевдоисторию, поведанную Мейербером и Скрибом, всерьез, и - что более важно - музыкальные эффекты оперы, кажется, во многом утратили силу своего воздействия. Во Франции опера еще часто ставится. Но в Германии идет гораздо реже. Что касается Италии, Англии и Соединенных Штатов Америки, то здесь ее едва ли вообще можно услышать. Отдельные Номера из нее порой включаются в программы концертов, а также существуют в грамзаписи. Таким образом, кое-что из музыки оперы и в наше время на слуху, но кажется весьма сомнительным, что теперь могло бы состояться гала-представление в каком-либо крупном оперном театре США, для которого мог быть собран состав, подобный тому, что выступил в 1890 году в «Метрополитен-опера», когда цена билета поднялась до двух долларов. Программа этого «вечера семи звезд», как это значилось в анонсе, включала такие имена, как Нордика, Мельба, двое Де Решке, Планкон и Маурель. Еще в 1905 году в «Гугенотах» можно было услышать Карузо, Нордику, Зембрих, Скотти, Валькер, Джорнет и Планкон. Но эти дни прошли навсегда, и, возможно, «Гугеноты» вместе с ними.

УВЕРТЮРА

Увертюра состоит из ряда повторений («вариации» - это слишком сильное слово) с драматическим контрастом в динамике, тесситуре и оркестровке, лютеранского хорала «Ein feste Burg» («Могучий оплот»). Эта великолепная мелодия позже по ходу действия используется много раз для иллюстрирования драматических коллизий.

ДЕЙСТВИЕ I

Время, в которое происходит действие оперы, - это время кровавых войн во Франции между католиками и протестантами на почве религиозного фанатизма. Их череда прервалась тревожной паузой в 1572 году, когда Маргарита Валуа вышла замуж за Генриха Бурбонского, объединив таким образом ведущие католические и протестантские династии. Но резня, происшедшая в Варфоломеевскую ночь, положила конец надеждам гугенотов на их господство. Опера начинается с событий, происходивших незадолго до Варфоломеевской ночи.

Граф де Невер, дворянин-католик, один из лидеров молодых католиков-дворян, принимает гостей в своем родовом замке, расположенном в нескольких лье от Парижа, в Турени. Все веселятся. Невер единственный из присутствующих, кто обладает волевым характером, и он призывает присутствующих проявить терпимость к ожидаемому гостю, несмотря на то, что тот представитель партии гугенотов. Тем не менее, когда симпатичного, но явно провинциального вида Рауля де Нанжи представляют обществу, гости Невера отпускают не слишком любезные реплики по поводу его кальвинистского облика.

Начинается пиршество, и воодушевленный хор поет хвалу богу еды и вина. Следующий тост предлагается за возлюбленную каждого из присутствующих, но Невер признается, что, поскольку он собирается жениться, он должен отклонить этот тост: он находит это обстоятельство довольно стеснительным. Дамы, кажется, уговаривают его более горячо, прежде чем его доводы становятся известны зрителю. Тогда Рауля обязывают поведать его сердечную тайну. Он рассказывает о том, как однажды он защитил неизвестную красавицу от домогательств со стороны распутных студентов (подразумевается - католиков). Его ария («Plus blanche que la blanche hermine» - «Белее белого горностая») примечательна использованием забытого инструмента - виолы д’амур, который придает ей совершенно особый колорит. С тех пор сердце Рауля принадлежит этой незнакомке - романтический жест, который вызвал только снисходительные улыбки у его многоопытных слушателей из числа присутствующих на пире.

Слуге Рауля, Марселю, почтенному старому воину, совершенно не нравится, что его хозяин водит такие знакомства, и он старается предостеречь его от этого. Он храбро запевает лютеранский хорал «Могучий оплот» и гордо признается, что это именно он в сражении оставил шрам на лице одного из гостей, Коссе. Последний, будучи по природе своей человеком миролюбивым, приглашает старого солдата вместе выпить. Марсель же, этот непреклонный кальвинист, отказывается, но взамен предлагает нечто более интересное - «Песнь гугенота», страстную и мужественную антипапистскую военную песню, характерной особенностью которой являются повторяющиеся слоги «пиф-паф», обозначающие разрывы пуль, которыми протестанты сокрушают католиков.

Веселье прерывается, когда хозяина вызывают, чтобы вручить ему письмо от некой молодой дамы, явившейся в сад. Все уверены, что это очередная любовная интрига Невера, которые продолжаются, несмотря на то что уже состоялась его помолвка. Дама, как выясняется, прошла в молельню и ждет его там. Гостей охватывает непреодолимый соблазн подсмотреть и подслушать, что же там происходит. Рауль, вместе с другими став свидетелем встречи Невера с дамой, поражен, узнав в даме, пришедшей к Неверу, ту самую неизвестную красавицу, которой он дал обет любви. У него нет сомнений: эта дама - возлюбленная графа де Невера. Он клянется отомстить. Он не слушает Невера, когда тот, вернувшись после этой встречи, объясняет гостям, что его посетительница - ее зовут Валентина - это помолвленная с ним протеже принцессы, но теперь она пришла просить его о расторжении их помолвки. Невер, хотя и глубоко огорченный, скрепя сердце, дал на это согласие.

Веселье снова прерывается: на сей раз это другой посланец от другой дамы. Этот гонец - паж Урбан. Он еще столь юный, что его партия в опере поручена меццо-сопрано. В своей каватине («Une dame noble et sage» - «От одной прелестной дамы»), некогда очень популярной и вызывавшей восхищение слушателей, он сообщает, что у него послание от одной важной персоны. Оказывается, оно адресовано не Неверу, как все предположили, а Раулю, и в нем содержится просьба к Раулю прибыть туда, куда его вызывают, в дворцовой карете, причем непременно с завязанными глазами. Взглянув на конверт, Невер узнал печать Маргариты Валуа, сестры короля. Этот королевский знак уважения к молодому гугеноту вызывает почтение у собравшихся мелкопоместных дворян-католиков, и они тут же осыпают Рауля любезностями и льстивыми похвалами, заверяют его в своей дружбе и поздравляют с тем, что ему оказана столь высокая честь. Свой голос подает и Марсель, слуга Рауля. Он поет «Te Deum», а слова о том, что Самсон победил филистимлян, звучат как выражение его веры в победу гугенотов над католиками.

ДЕЙСТВИЕ II

В саду своего родового замка в Турени Маргарита Валуа ожидает Рауля де Нанжи. Фрейлины поют и славят прелести сельской жизни, это же делает и сама принцесса. Маргарита - это ясно из происходящей сцены - послала за Раулем, чтобы устроить брак этого видного протестанта с Валентиной, дочерью графа де Сен-Бри, одного из лидеров католиков. Этот союз католички с гугенотом скорее, чем брак девушки с каким-нибудь другим католиком, мог бы положить конец гражданским раздорам. И это она же, Маргарита Валуа, потребовала от Валентины, чтобы та добилась расторжения своей помолвки с графом де Невером, что Валентина охотно исполнила, поскольку влюблена в Рауля, своего недавнего защитника. И теперь, находясь у принцессы, Валентина, еще не зная, кого ей в супруги сулит Маргарита, выражает свое нежелание быть ничего не значащей пешкой в этой политической борьбе, а ведь уже долгое время таков удел девушек из аристократических семейств.

Во дворец прибыл паж Урбан. Он в радостном волнении, поскольку сопровождает красивого кавалера, к тому же все так необычно: гость идет с завязанными глазами. Паж этот, напоминающий Керубино, влюблен одновременно в Валентину и в Маргариту и, можно сказать, вообще во весь женский род. Но все в нем несколько грубее, чем в Керубино, - грубее в такой же степени, в какой мейерберовская музыка грубее моцартовской. Впечатление, которое Урбан производит на женщин, отражается в его выходках Пипинг Тома (англ. «Peeping Tom» - «чересчур любопытный человек»): он подглядывает за девушками, столь соблазнительно купающимися в сцене на заднем плане и столь дразняще демонстрирующими свои прелести зрителям и при этом поющими хор.

И вот по знаку принцессы приводят Рауля с завязанными глазами. Его оставляют наедине с Маргаритой. Теперь только ему позволяется снять платок с глаз. Его взору предстает женщина необычайной красоты. Он не знает, что это принцесса. Красота знатной дамы побуждает его дать торжественную клятву верно служить ей. Маргарита со своей стороны уверяет его, что непременно будет случай воспользоваться его услугами.

Только когда возвращается Урбан, чтобы объявить, что весь двор собирается прибыть, Раулю становится ясно, кому он дал клятву верно служить. И когда принцесса говорит ему, что услуга Рауля должна состоять в том, чтобы он женился на дочери графа Сен-Бри по политическим соображениям, он с готовностью соглашается, несмотря даже на то, что никогда прежде не видел этой девушки. Под мелодию менуэта входят придворные; они становятся по обе стороны сцены - католики и гугеноты, с Невером и Сен-Бри, возглавляющими католиков. Принцессе приносят несколько писем; она их читает. Именем короля Карла IX она требует, чтобы католики не отлучались из Парижа, поскольку они должны участвовать в осуществлении некоего важного (но не поясненного) плана. Прежде чем удалиться, принцесса настаивает, чтобы обе партии принесли клятву в сохранении мира между ними. Католики и протестанты клянутся. Хор католиков и гугенотов («И мечом боевым») - наиболее впечатляющий в этом действии.

Граф де Сен-Бри приводит свою дочь Валентину, на которой, как предполагается, должен жениться Рауль. С ужасом узнав в ней ту даму, которую он видел у Невера во время их пиршества в его замке, и по-прежнему считая ее возлюбленной Невера, Рауль категорически заявляет, что никогда на ней не женится. Сен-Бри и Невер (который, как мы помним, отказался от помолвки) оскорблены; католики и протестанты обнажают свои шпаги. Крови удается избежать только благодаря вмешательству принцессы, которая напоминает, что джентльменам надлежит срочно отправляться в Париж. В величественном финале, в котором страсти скорее разгораются, чем затухают, Рауль решительно намеревается ехать в Париж. Валентина от всего услышанного и увиденного теряет сознание. Разъяренный де Сен-Бри во всеуслышание клянется отомстить презренному еретику. Марсель поет свой хорал «Могучий оплот».

ДЕЙСТВИЕ III

Если вы сегодня посетите район Парижа Пре-о-Клер, вы найдете его основательно застроенным, с бульваром Сен-Жермен в качестве главной многолюдной улицы. Однако в XVI веке здесь еще было большое поле, на краю которого стояла церковь и несколько таверн. Именно здесь веселым хором горожан, радующихся выходному дню, начинается третье действие. Группа гугенотов также исполняет эффектный номер - хор, подражающий звучанию барабанов. В нем они презрительно отзываются о католиках и возносят хвалу своему знаменитому лидеру, адмиралу Колиньи. Далее следует третий хоровой номер - хор монахинь, поющих «Ave Maria», который предшествует процессии, направляющейся в церковь. Рауль, как мы знаем, отрекся от Валентины, и теперь она снова обручена с Невером; они готовятся к свадьбе. Когда процессия, включающая невесту, жениха и отца невесты, проходит в церковь, протиснувшийся сквозь толпу Марсель довольно бесцеремонно обращается к графу де Сен-Бри, отцу невесты; столкновения удается избежать лишь благодаря сумятице, которая произошла из-за выступления группы цыган, развлекающих своими песнями горожан и солдат-гугенотов.

Наконец все свадебные обряды совершены, и гости покидают церковь, оставляя молодоженов одних, чтобы они могли помолиться. Марсель пользуется возможностью передать свое послание графу де Сен-Бри, в котором содержится вызов на дуэль от Рауля. Друг Сен-Бри, Моревер, высказывает мысль, что есть другие способы расправиться с Раулем, нежели опасная дуэль, и самый верный - удар кинжала, то есть убийство. Они удаляются в церковь, чтобы обсудить план, как его совершить.

После того как сигнал, оповещающий о наступлении комендантского часа, рассеял толпу, заговорщики выходят из церкви, обсуждая последние детали своего вероломного плана. Мгновение спустя в смятении вбегает Валентина: молясь в отдаленном углу часовни, она услышала все, о чем говорили эти католики. Валентина по-прежнему любит человека, который отверг ее, и желает предупредить его о нависшей над ним опасности. По счастью, поблизости оказался Марсель, слуга Рауля, и она обращается к нему, чтобы он предупредил своего хозяина об опасности. Но Марсель говорит, что слишком поздно: Рауля уже нет дома, он должен был уехать в Париж. После их длинного дуэта Валентина вновь возвращается в церковь. Тем временем Марсель полон решимости защитить своего господина и клянется, что, если понадобится, он умрет вместе с ним.

Марселю недолго приходится ждать. Главные действующие лица приходят (каждый приводит с собой двух секундантов), и в звучащем теперь как концертный номер ансамбле все клянутся твердо придерживаться правил чести в предстоящей дуэли. Однако Марсель знает, что Моревер и другие католики ожидают поблизости подходящего момента, чтобы вероломно ввязаться в дуэль, и он громко стучит в дверь ближайшей таверны, крича при этом: «Колиньи!» На его крик сбегаются солдаты-гугеноты. С другой стороны на крик отзываются и студенты-католики, собирается много женщин. Вспыхивает побоище, в него вовлекается все больше народу, льется кровь.

К счастью, в это время здесь проезжает Маргарита Валуа, и ей вновь удается предотвратить еще большую резню. Она возвещает обеим сторонам, что они нарушили данную клятву. Марсель сообщает ей, что о вероломном нападении людей Сен-Бри он узнал от женщины, лицо которой закрыто вуалью. И когда Валентина выходит из церкви и Сен-Бри снимает с нее вуаль, все замирают пораженные: Сен-Бри - от того, что его дочь предала его, Рауль - что именно эта девушка сослужила ему такую службу и спасла его. Он снова в нее влюблен.

Ну, а что же наш жених, Невер? Его предполагаемый тесть, граф де Сен-Бри, тщательно скрывал от него свой коварный план, и вот он, Невер, всегда улыбающийся и ничего не подозревающий, приплывает по Сене на празднично украшенном корабле, чтобы заявить права на свою невесту. Бракосочетание - это всегда повод для излияния людьми (или, по крайней мере, оперными хорами) более миролюбивых чувств, и сцена, таким образом, завершается общим весельем народа, включая тех самых цыган, которые теперь вернулись, прослышав о предстоящих брачных торжествах и надеясь на вознаграждение за свои песни. Солдаты-гугеноты отказываются принимать участье в веселье; они выражают свое недовольство. Но кто по-настоящему в трауре, так это ведущие сопрано и тенор: у Валентины разбито сердце из-за необходимости выйти замуж за ненавистного ей человека, в то время как Рауль обуреваем бешенством от одной мысли о том, что его возлюбленная уходит к его сопернику. Все эти самые разнообразные эмоции дают великолепный материал для финала этого действия.

ДЕЙСТВИЕ IV

24 августа 1572 года, канун Варфоломеевской ночи - ночи страшной резни. Валентина в доме своего нового мужа в одиночестве предается тягостным раздумьям о своей потерянной любви. Раздается стук в дверь - и в будуаре показывается Рауль. Рискуя жизнью, он пробрался в замок, чтобы в последний раз увидеть любимую, сказать ей последнее «Прощай!» и, если потребуется, умереть. Валентина в смятении: она говорит Раулю, что Невер и Сен-Бри могут явиться сюда в любой момент. Рауль скрывается за портьерой.

Собираются католики. От графа де Сен-Бри они узнают, что Екатерина Медичи, королева мать, отдала приказ о всеобщем истреблении протестантов. Оно должно произойти этой же ночью. Это будет наиболее удобный момент, поскольку предводители гугенотов соберутся сегодня вечером в Отеле де Несле, чтобы отпраздновать бракосочетание Маргариты Валуа и Генриха IV Наваррского. Невер, один из редких благородных баритонов в истории оперы, отклоняет предложение участвовать в таком позорном деле; он жестом, полным драматизма, ломает свою шпагу. Сен-Бри, полагая, что Невер может выдать их план, приказал взять его под стражу. Невера уводят. Следует вторая впечатляющая сцена клятвы, озаглавленная как «Благословение шпаг». В результате граф де Сен-Бри раздает своим приверженцам белые шарфы, которые внесли в зал три монаха, чтобы повязавших их католиков во время предстоящей бойни можно было отличить от протестантов.

Свидетелем всего этого, однако, был Рауль. Он слышал, как Сен-Бри отдавал детальные распоряжения о том, кто какие позиции должен занять с первым ударом колокола церкви Сен-Жермен, и о том, что со вторым ударом должна начаться резня. Как только все разошлись, Рауль стремительно выскакивает из своего укрытия, чтобы бежать к своим, но все двери оказываются запертыми. Валентина выбегает из своей комнаты. Звучит их длинный дуэт, взволновавший в свое время даже самого Рихарда Вагнера. Рауль стремится как можно скорее предупредить своих друзей-протестантов. Напрасны мольбы Валентины, которая в ужасе от мысли, что Рауль будет убит; напрасны слезы, упреки, признания. Но когда она говорит ему о своей любви, он тронут и просит ее бежать с ним. Но вот звучит колокол. С его ударом в Рауле вспыхивает чувство долга, его внутреннему взору открывается ужасная картина предстоящей резни. Когда же колокол звучит второй раз, он подводит Валентину к окну, откуда ей открывается душераздирающее зрелище, разворачивающееся на улицах. Рауль выпрыгивает в окно. Валентина падает без чувств.

ДЕЙСТВИЕ V

«Гугеноты» очень длинная опера, и во многих ее постановках три последние сцены попросту опускаются. Они, однако, необходимы, чтобы завершить сюжетные линии этой истории. К тому же они заключают в себе несколько чудесных музыкальных эпизодов.

Сцена 1. Именитые гугеноты празднуют - кстати, с участием балета - бракосочетание Маргариты и Генриха в Отеле де Несле. Рауль, уже раненый, прерывает веселье ужасными новостями о том, что творится на улицах Парижа: протестантские церкви объяты пламенем, адмирал Колиньи убит. После возбужденного хора собравшиеся обнажают свои шпаги и устремляются за Раулем на улицы, чтобы участвовать в битве.

Сцена 2. В одной из протестантских церквей, окруженной католиками, вновь соединились Рауль, Валентина и Марсель; последний тяжело ранен. Рауль горит желанием вернуться на улицы, чтобы участвовать в сражении. Валентина убеждает его позаботиться о собственном спасении. У него есть такая возможность: если он повяжет себе белый шарф и отправится с нею в Лувр, он найдет там заступничество Маргариты Валуа, теперь королевы. Но поскольку это равносильно тому, чтобы стать католиком, Рауль отказывается это сделать. Даже известие о том, что благородный Невер, пытаясь предотвратить кровопролитие, пал от рук своих же единоверцев и что теперь Рауль может жениться на Валентине, не убеждает его спасти свою жизнь, поступившись принципами. В конце концов Валентина заявляет, что ее любовь к нему столь велика, что она отказывается от своей католической веры. Влюбленные преклоняют колени перед Марселем, моля его благословить их союз. Марсель благословляет брак католички и протестанта. Из церкви доносится пение хора, поющего - на сей раз тоже - «Могучий оплот».

Звучание хора грубо прерывается яростными ликующими криками католиков, вламывающихся в церковь. Три главных персонажа стоят на коленях в молитве. Звучит их терцет. Марсель выразительно описывает видение рая, которое открылось его внутреннему взору. Гугеноты отказываются отречься от своей веры; они продолжают петь свой хорал. Тогда солдаты-католики выволакивают их на улицу.

Сцена 3. Каким-то чудом Валентине, Раулю и Марселю удается ускользнуть от преследователей, и среди других мужественно сражающихся воинов-протестантов Валентина и Марсель помогают смертельно раненому Раулю; они пробираются по одной из набережных Парижа. Из темноты появляется Сен-Бри во главе военного отряда. Повелительным голосом он спрашивает, кто они. Несмотря на все отчаянные попытки Валентины заставить Рауля хранить молчание, тот гордо выкрикивает: «Гугеноты!». Сен-Бри отдает приказ своим солдатам стрелять. Раздается залп. Подойдя к убитым, граф с ужасом обнаруживает, что одна из жертв - его собственная дочь. Но слишком поздно: с последним вздохом она произносит молитву за отца и умирает.

Вновь случается так, что Маргарита Валуа проезжает этими же местами. Она объята ужасом, видя перед собой три трупа и узнав тела. На сей раз ее усилия сохранить мир оказались тщетными. Занавес опускается, а солдаты-католики по-прежнему клянутся уничтожить всех протестантов.

Генри У. Саймон (в переводе А. Майкапара)

Особенности драматургии и музыки оперы «Гугеноты». Противоречивость художественного облика Мейербера

Гуманистическая идея оперы «Гугеноты», ее блестящая теат­ральность, связи с современностью и с национальными художественными традициями вызывали восхищение многих выдающихся людей Франции, в том числе Бальзака и Жорж Санд. Однако боль­шинство передовых музыкантов Европы (Россини, Шуман, Вагнер, Серов) резко отрицательно отнеслись к Мейерберу. Причина этого кроется в противоречивости творческого облика самого Мейербера.

В отличие от Берлиоза, Вагнера, Шумана и многих других ком­позиторов-романтиков, Мейербер не находился в идейной оппози­ции к современному обществу. Сферой его деятельности была па­рижская «Grand Opéra», пользовавшаяся поддержкой «золотых мешков». Мейербер не помышлял, подобно Вагнеру, о коренной реформе музыкального театра. Он не разоблачал духовное убоже­ство буржуазной культуры, как это делали в публицистических трудах Берлиоз, Шуман, Лист, не восставал против нее в своем творчестве. Он сознательно шел на компромисс, пытаясь примирить передовые художественные стремления с реакционными взглядами среды, от которой зависила его карьера.

Эта двойственность характеризует идейный замысел даже луч­шего произведения Мейербера - «Гугенотов» (в еще большей сте­пени - «Пророка»). Поднимая злободневные вопросы современ­ности - тему борьбы с клерикальной реакцией за свободу мысли и чувств, - тяготея к героическому воплощению этих тем, Мейербер совместно со Скрибом все же трактовал их в духе той поверх­ностной развлекательности и гедонизма, которые характерны для искусства французского буржуазного общества периода Реставра­ции и Июльской монархии.

И музыка Мейербера отмечена компромиссностью и противоре­чивостью художественных решений.

С одной стороны, она восхищает своими новаторскими черта­ми. Стремясь воплотить наиболее выпукло и красочно сценический образ, Мейербер открыл многие неизвестные прежде выразитель­ные свойства музыкального искусства.

Особенно сильных художественных эффектов он достигал в многочисленных массовых сценах, среди которых выделяется картина кровавого побоища Варфоломеевской ночи.

Среди своих современников Мейербер не имел соперников в ис­кусстве построения крупных музыкально-драматических форм. В этом он превзошел и Россини, «Вильгельм Телль» которого служил ему образцом. К шедеврам его оперной композиции относится сце­на заговора католиков из второго акта «Гугенотов», где посредст­вом сквозного оркестрового развития и единого ладотонального плана (Е-А-Е) создается замечательное внутреннее единство.

В ярких народных сценах третьего акта (как и в ряде других массовых сцен) композитору удалось объединить в одно музыкальное целое разбросанные контрастные сценические эпизоды.

О гениальном театральном чутье композитора свидетельствуют и многие другие впервые найденные им музыкальные эффекты. В неразрывной связи со сценическим образом сложился романтиче­ский, подчас изощренный, гармонический язык Мейербера. В каче­стве примера можно указать на смелые гармонии, посредством ко­торых композитор неоднократно характеризует католиков в «Гу­генотах». Так, мистический колорит сцены в часовне создается плагальным сопоставлением аккордов:

Освящение мечей в эпизоде католического заговора построено на необычно и остро звучащих, красочных сопоставлениях:

В финальной картине массового погрома зловещие образы ка­толиков-убийц выражены архаическим мотивом на пронзительном звучании труб:

Иногда, наряду с простейшими тонико-доминантными сочета­ниями, Мейербер прибегает к чрезвычайно сложным, даже политональным, как, например, в опере «Лагерь в Силезии», где одно­временное звучание разных тональностей характеризовало совме­стный выход различных военных полков *.

* «Лагерь в Силезии» (1844) - зингшпиль, написанный для Берлина. Мейер­бер сохранил связь с Германией и в парижский период. В 1842 году он был на­значен главным музыкальным директором при прусском дворе.

Исторический колорит музыки «Гугенотов» достигается также звучанием подлинного протестантского хорала XVI века, которым охарактеризованы в опере гугеноты. В отдаленную эпоху переносит слушателя и старинный инструмент виола д"амур, сопровождающий романс Рауля (в первом акте).

В инструментовке Мейербер особенно обнаружил тонкое дра­матическое чутье. Вместе с берлиозовской она составила целую эпоху в истории оркестровой музыки. Наряду со старинными ин­струментами Мейербер пользуется и новейшими, как, например, саксофон. Он вводит орган для достижения особой мощи звука, использует тромбоны и фаготы, как это делал Берлиоз для изо­бражения дьявольских фантастических образов (в «Роберте-Дья­воле»).

К сильным сторонам музыки Мейербера относится также широ­кое претворение новейших достижений музыкального искусства Франции, Германии и Италии.

Между первой и последней большой парижской оперой Мейер­бера прошло более четверти столетия - время, насыщенное музы­кальным новаторством в Европе. Каждая из мейерберовских опер отражала новейший этап его развития. Так, музыкальный язык «Роберта-Дьявола» еще в большой мере связан с кругом образов и интонаций романтического зингшпиля и опер Россини. Музыка «Гугенотов» говорит об огромном влиянии драматургии «Вильгель­ма Телля» и симфонизма Берлиоза. Заметно, что «Пророк» был создан уже после того, как автор познакомился с произведениями Листа и Вагнера. В «Африканке», законченной в 1864 году, неза­долго до смерти композитора *,

явно ощутимы новейшие веяния французской лирической оперы (преобладание утонченного лириз­ма, экзотические «ориентальные» тенденции, гармоническая изы­сканность, характерные для этого жанра).

Музыка «Гугенотов» основана на разнообразных стилистиче­ских истоках. Тут и итальянское bel canto, и французская декламация, и немецкое симфоническое развитие, и оркестровые наход­ки Берлиоза, и некоторые приемы романтической оперы в Герма­нии. Так, например, с музыкальным стилем комических жанров связана застольная песня рыцарей (в первом акте) или песня сол­дата-гугенота Марселя. Эта музыка отличается близостью народ­но-песенному складу, простейшими гармониями, танцевальными или маршевыми ритмами:

Итальянская колоратура господствует в партиях пажа Урбана (картина в первом акте), Маргариты (интродукция и ария второ­го акта). Тонкость французской оперной декламации ощутима в речитативных сценах.

В некоторых эпизодах оперы Мейербер достигает большой вы­разительности. Одна из его музыкальных вершин - великолепная любовная сцена четвертого акта, которую высоко ценил П.И.Чай­ковский:

«Превосходная музыка с ее удивительнейшей, первенствующей между всеми произведениями подобного рода любовной сценой, с ее превосходными хорами, с ее полной новизны и оригинальных приемов инструментовкой, с ее порывисто страстными мелодиями, с ее искусной музыкальной характеристикой Марселя, Валентины, религиозного фанатизма католиков и пассивного мужества гуге­нотов», - писал он.

От любовного дуэта четвертого акта тянутся нити к «Ромео» Берлиоза, к «Аиде» Верди и «Тристану» Вагнера.

И, однако, при бесспорных театральных достоинствах музыки Мейербера и новаторских ее чертах, передовые музыкальные круги не прощали ей компромиссность. Эта музыка чаще возникала в результате гениального расчета, чем вследствие художественного вдохновения, и свободное владение всеми современными выра­зительными средствами нередко приобретало у Мейербера поверх­ностно-эклектический характер. В его операх редко встречается подлинно симфоническое развитие. В них мало ярких, индивидуальных, чисто музыкальных образов. «Музыка, пестрая как арлекинское платье, потому что вся из кусочков, - писал о Мейербере А. Н. Серов, - Из кусочков а la Weber, из кусочков a la Rossini, a la Auber, а la Spohr, а la tutti quanti».

Характерно для Мейербера и частое смешение остро выразительных моментов с банальными. Ложная патетика, мелодраматическая чувствительность прорываются у него даже в самых напря­женных местах (как, например, в последнем дуэте Валентины и Рауля). Показательна в этом отношении увертюра, построенная в виде вариации на тему протестантского хорала. В строгом, величе­ственном звучании хорала неожиданно возникают чуждые по сти­лю сентиментальные обороты, а в последней вариации тема приоб­ретает характер галопа или циркового марша:

Неожиданные черты художественной индивидуальности Мейер­бера проявляются в его комической опере «Динора» (1859). Эта опера - в полном смысле слова антипод пышно театральной, пе­строй музыке предшествующих мейерберовских сочинений. Ее му­зыка отмечена стилистической законченностью, тонкой передачей лиризма. Самобытны и народные сцены, построенные на фольклор­ных элементах. Изысканные инструментальные картины, изобра­жающие ночные пейзажи, предвосхищают импрессионизм. Оригинальное преломление получают также фантастические образы.

Большая опера, связанная с общественно-гражданскими тради­циями национального театра Франции, получила законченное выражение в произведениях Мейербера - Скриба. Значительный этап в развитии этих национальных традиций завершился в их творчестве. К началу нового периода, возникшего после революции 1848 года, жанр большой оперы исчерпал себя. Тем не менее историко-героические образы мейерберовских произведений, их велико­лепная драматическая композиция, яркая театральность и музыкальная эффектность оказали большое влияние на современных композиторов и на музыкантов последующих поколений как свои­ми сильными, так и слабыми художественными сторонами.

Гугеноты (фр. Les Huguenots ) - большая опера в пяти актах. Композитор - Джакомо Мейербер . Либретто - Эжена Скриба и Жермена Делавиня .

Введение

Написанная в 1835 году опера «Гугеноты», являющаяся центральной в творчестве Дж. Мейербера, была впервые поставлена 29 февраля 1836 года на сцене Парижской оперы . Музыкальное представление, длившееся более 4 часов, оставило у зрителей сильнейшее впечатление - как виртуозным исполнением партий, так и роскошными, красочными декорациями, сложной сюжетной интригой, многочисленностью участников постановки.

Действующие лица

• Маргарита Валуа, принцесса французская - лирическое сопрано
• Граф де Сен-Бри, католик - бас или баритон
• Валентина, его дочь - сопрано
• Граф де Невер, католик - баритон
• Рауль де Нанжи, гугенот - тенор
• Марсель, его слуга - бас
• Урбан, паж Маргариты Валуа - колоратурное сопрано или меццо-сопрано
• Коссе (тенор), Таванн (тенор), Торе (бас), Де-Ретц (бас), Мерю (бас) - католики
• Моревер - бас
• Буа-Розе, солдат-гугенот - тенор
• Слуга графа де Невера - тенор
• Солдат - бас

В действии участвуют также придворные дамы, дворяне, две цыганки, три монаха, хор и балет.

Время и место действия - Франция, 1572 год.

Опера «Гугеноты» была поставлена по мотивам повести «Хроника царствования Карла IX » П.Мериме .

Акт I

В замке хлебосольного графа де Невера, расположенного лишь в нескольких лье от Парижа, настоящее пиршество. Его многочисленные гости, молодые дворяне, предаются веселью - опорожняют кубки отменного вина, поют песни, сыпят остротами. Почти все они - католики, и их шутки зачастую адресованы протестантам, их религиозным противникам. В то же время пирующие провозглашают бесчисленные здравицы в честь своего вождя - герцога де Гиза. Лишь один из гуляющих за этим столом мрачен и молчалив - молодой Рауль де Нанжи. Он протестант-гугенот, и слышать издевательства других над своей верой для него становится невыносимо. Однако хозяин, граф де Невер, распознав состояние Рауля, отвлекает его от опасных мыслей и настаивает на том, чтобы тот рассказал обществу о своём необычном недавнем приключении. Всё застолье дружно присоединяется к этой просьбе; Рауль краснеет, но всё же её исполняет. Оказывается, несколько дней назад, прогуливаясь ночью по парижским предместьям, он увидел прекрасную девушку, на которую напал грязный сброд. Рауль разогнал негодяев, однако имя красавицы так и не успел спросить. С тех пор он безнадёжно влюблён…

В этот момент слуга сообщает графу, что к нему прибыла неизвестная дама. Де Невер велит проводить её для разговора в уединённую часовню, которая находится рядом с пиршественным залом. Весёлые молодые люди, разгорячённые вином, спешат подсмотреть - с кем же у графа свидание? Каков же ужас Рауля, когда он узнаёт в гостье ту, в которую он влюблён! В смятении молодой человек клянётся вырвать любовь к ней из своего сердца!

В залу входит паж невесты короля Наварры Генриха, принцессы Франции Маргариты Валуа и велит Раулю немедленно следовать за ним по приказу принцессы. Расстроенный, но напутствуемый добрыми пожеланиями товарищей, Рауль отправляется в Лувр.

Акт II

• Картина первая

Зная о многочисленных стычках представителей враждующих религиозных партий во Франции и, в особенности, в Париже, принцесса Марго решает положить им конец. Для этого она собирается породнить между собой видных представителей католиков и гугенотов - а именно выдать дочь влиятельного графа-католика де Сен-Бри Валентину замуж за молодого гугенота из знатного рода Рауля де Нанжи. Так как Валентина была в это время помолвлена с графом де Невером, Валентина по совету Маргариты тайно посетила графа в его замке и умолила его расторгнуть их предполагаемый брак. Валентина знала, что Рауль - это тот самый её ночной спаситель, она полюбила его всем сердцем и тем охотнее согласилась на план принцессы.

Валентина рассказывает Маргарите, что граф де Невер согласился отказаться от женитьбы на ней. Остальное уже зависит от решения самого Рауля. Последний является во дворец и его проводят в покои принцессы. Сестра короля излагает ему свою волю. Раулю неизвестно имя Валентины де Сен-Бри, и он соглашается на всё. Этим вечером, в торжественной обстановке он увидит свою невесту и её отца, старого графа.

• Картина вторая

После объявления о готовящемся бракосочетании видных представителей гугенотов и католиков обе противостоящие группировки обещают покончить с кровавой враждой. Вот пожимают друг другу руки Рауль и граф де Сен-Бри. В этот момент, по зову Маргариты, в зал входит юная Валентина. Вне себя от счастья, она бросается к своему любимому. Но Рауль - внезапно узнает в своей невесте ту, которую он представлял себе любовницей графа де Невер и всего несколько часов назад застал у того в замке! Вне себя, оскорблённый молодой человек, отвергает девушку при всём собрании придворных и высоких особ королевства. В то же время он не желает и открыть причину такого нелепого, жестокого поступка. Вся в слезах, Валентина бросается вон из дворца. Отец же её прилюдно клянётся, что Рауль кровью поплатится за такое оскорбление.

Акт III

В парижской часовне, на берегу Сены происходит венчание графа де Невер и Валентины де Сен-Бри. Граф очень доволен, невеста же, отвергнутая Раулем, печальна. Сквозь свадебную сутолоку и толпы зевак пробирается Марсель, немолодой уже слуга Рауля. Он несёт отцу Валентины согласие своего хозяина принять вызов на дуэль, посланный ему графом де Сен-Бри. Роковая встреча состоится сегодня же, на уединённом кладбище Пре-о-Клер, излюбленном месте дуэлянтов. Зайдя в часовню, Сен-Бри обсуждает со своим давним приятелем, также католиком Моревелем, последние события. Моревель предлагает графу расправиться с гугенотом иначе - он готов собрать группу верных людей и заколоть обидчика среди ночи на кладбище. Подумав, Сен-Бри соглашается с этим планом.

Валентина, тихо молившаяся в укромном уголке часовни, всё слышала. В ужасе от грозившей любимому опасности, и отцу - бесчестья, она быстро находит Марселя умоляет его поскорее рассказать обо всём своему хозяину.

В это время уже стемнело. На договорённом месте появляется Рауль. Противники скрещивают свои шпаги. Внезапно подбежавший Марсель прерывает поединок и указывает молодому человеку на быстро приближающиеся к ним мужские фигуры, среди которых узнаётся и Моревер. Неужели преступление совершится? Но тут старый слуга слышит доносящуюся из соседнего трактира весёлую песню о главе гугенотов, адмирале Колиньи. Не колеблясь, бросается он туда, и через мгновения группа вооружённых протестантов приходит на помощь своему брату по вере. На улице разворачивается настоящее сражение. Прерывает его лишь появление кортежа принцессы Маргариты, сопровождаемой отрядом королевской стражи. Вне себя от увиденного, она упрекает своих подданных в кровожадности и диком поведении. Призвав Рауля, она открывает ему сердце Валентины - девушка любит его, и в момент их знакомства была совершенно невинна. Своей нелепой ревностью молодой человек сам уничтожил своё счастье. Печальный Рауль покидает злосчастную площадь, улица опустела.

Акт IV

В доме графа де Невер грустно Валентине. Граф, её супруг, хорош собой, умён, добр и любит жену, но она-то влюблена в другого… Вдруг дверь открывается, на пороге стоит Рауль. Несмотря на грозящие опасности, он пришёл к молодой женщине, чтобы просить её прощения за свою ошибку и грубость. Валентина всё ему прощает, но - тут слышны множество шагов. Рауль прячется. В доме, во главе с графом де Сен-Бри, собирается группа дворян-католиков из окружения герцога де Гиза. Сен-Бри сообщает им, что сегодня, в день святого Варфоломея, герцог решил окончательно избавить Францию от еретиков - перебить всех гугенотов от мала до велика. Выступление начнётся по заранее установленному сигналу. А чтобы отличить своих от чужих, заговорщики выдадут всем истинным католикам белые шарфы и белые кресты на шляпы.

Де Невер единственный отказывается примкнуть к этим убийцам, и тесть велит его арестовать. Графа уводят, за ним удаляются и прочие. Оставшись вдвоём с Валентиной, Рауль говорит ей о необходимости поспешить и раскрыть грозившую протестантам опасность. Валентина умоляет его никуда не идти и не подвергать свою жизнь такому риску. Однако Рауль спешит в город.

Акт V

• Картина первая

В нарядном парижском Отеле де Сан дворяне-протестанты шумно отмечают свадьбу своего предводителя, Генриха Наваррского, и принцессы Маргариты Валуа. Слышны здравицы, вино льётся рекой. Вдруг среди разряженной толпы появляется Рауль де Нанжи - загнанный, в изодранной одежде, весь в крови. Громогласно, перекрывая музыку, он кричит о том, что на улицах и площадях - резня, дома и протестантские церкви завалены грудами мёртвых, что зверски убит адмирал Колиньи. Гости хватаются за оружие и бросаются в свой последний бой, на освещённые горящими домами улицы Парижа.

• Картина вторая

В старинной монастырской церкви скрываются десятки протестантов - женщин, стариков и детей. У калитки во двор этого монастыря и встречаются старый Марсель, раненый Рауль и Валентина, презревшая опасность и бежавшая по склизким от крови улицам в поисках своего возлюбленного. Она предлагает ему белый шарф и белый крест - они спасут Рауля от неминуемой смерти. Однако молодой человек с презрением отвергает такое предательское и позорное «спасение» - он готов умереть за свою веру, как и сотни его братьев. Валентина же решает никогда не расставаться со своим героем. Её муж, граф де Невер, был убит как изменник католическому делу и она теперь свободна. Готовая к смерти в любой момент, она хочет обвенчаться в эту страшную ночь с Раулем. Марсель на монастырском дворе, в святом месте, проводит этот обряд между католичкой и гугенотом.

Внезапно в церкви раздаются страшные крики и шум - убийцы и здесь добрались до своих жертв. Затем всё смолкает, и Рауль, Валентина и Марсель молятся за души погибших. Постепенно занимается рассвет, однако в монастырском дворе ещё достаточно темно. Слышен топот шагов и звон оружия. Появляется отряд в белых шарфах. «Кто здесь?» - спрашивает грозный голос. «Гугеноты!» - отвечает Рауль. За чем следует ружейный залп. Опустив аркебузу и подойдя к мёртвым, де Сен-Бри издаёт отчаянный вопль - перед ним лежит пробитое пулями тело дочери.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Гугеноты (опера)"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гугеноты (опера)

– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.

На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu"on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu"on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.

Глава V. «Гугеноты» и другие произведения Мейербера

Хотя в «Роберте-Дьяволе» и выведено историческое лицо, но при такой фантастической, сверхъестественной обстановке, что эта опера никак не может быть названа исторической, поэтому не «Роберт-Дьявол», а «Гугеноты» являются первою и самой блестящей исторической оперой Мейербера, в которой его гений достиг наибольшей силы, выразительности и красоты.

Сюжет «Гугенотов» заимствован из смутного времени борьбы религиозных партий во Франции, окончившейся кровавой Варфоломеевской ночью, на фоне которой в опере развивается трагическая история любви католички Валентины к гугеноту Раулю.

Первое действие начинается пиром в замке графа Невера, католика, пригласившего к себе Рауля в знак примирения враждующих партий. Среди веселья, возбужденные вином, все хотят рассказывать друг другу свои любовные похождения; начинать приходится Раулю, сообщающему своим собеседникам, что он недавно, во время прогулки, встретил медленно подвигавшиеся носилки, на которые напала буйная толпа молодежи. Рауль бросился на помощь, разогнал буянов и, приблизившись к носилкам, увидал в них молодую женщину ослепительной красоты, которая зажгла в нем мгновенно сильную страсть. Но он до сих пор не знает, кто его прекрасная незнакомка. В самый разгар пира приходят доложить хозяину, что с ним желает говорить какая-то дама. Граф Невер, блестящий вельможа, одержавший не одну победу над женскими сердцами и привыкший к подобным таинственным посещениям плененных им красавиц, отправляется к ожидающей его в саду даме. Заинтригованные гости бегут к окну взглянуть на посетительницу, и, о ужас, Рауль узнает в ней спасенную им незнакомку. Вслед за ее уходом появляется паж королевы Маргариты с письмом, в котором королева сообщает Раулю, что пред солнечным закатом за ним придет ее посланный и, завязав ему глаза, привезет его во дворец. Все окружают Рауля, поздравляют его со счастьем, думая, что его ждет любовь королевы и сопряженные с нею почести; больше всех радуется счастию Рауля его слуга, Марсель, ярый гугенот с непреклонным, преданным сердцем, добрый гений Рауля, которого он никогда не покидает, охраняя его как от опасностей, так и от могущих смутить его душу соблазнов. Являются замаскированные люди и увозят Рауля.

Второй акт представляет прекрасный сад в придворном замке Шенонсо. В глубине виднеется река, где купаются придворные дамы Маргариты; другие бегают по саду, забавляясь всевозможными играми, между тем как сама королева занята беседою со своей любимой фрейлиной Валентиной, дочерью губернатора Лувра, католика, графа Сен-Бри. Из их разговора мы узнаем, что Валентина – та самая таинственная незнакомка, приходившая к графу Неверу, с которым она помолвлена; встреча с Раулем смутила ее душевный покой, возбудив в ней такую глубокую любовь, что она решилась пойти к своему жениху умолять его отказаться от брака с ней. Маргарита, поверенная ее сердечных тайн, не только покровительствует ее любви к Раулю, но даже намерена устроить ее брак с ним в надежде, что союз католички с гугенотом упрочит мир среди этих враждебных партий, для чего она призывает Рауля в свой замок. Оставшись с ним наедине, она объясняет ему свои намерения и, получив его согласие на брак с католичкой, призывает всех своих вельмож, в том числе графа Невера и Сен-Бри, который подводит к Раулю свою дочь. Рауль с ужасом узнает в своей невесте девушку, приходившую к графу Неверу на свидание, и, оскорбленный виденной им сценой, отказывается назвать ее своей женой. Валентина, не понимая настоящей причины такого поведения, убита горем; ее, полубесчувственную, уводят в другую комнату. Невер и Сен-Бри, возмущенные, разъяренные нанесенным им оскорблением, требуют объяснения, и так как Рауль упорно молчит, то вызывают его на дуэль, желая его кровью смыть свою обиду. Маргарита своим вмешательством останавливает кровавую развязку, подвергает Рауля аресту, спасая его таким образом от ярости его врагов, и объявляет Неверу и Сен-Бри приказание короля явиться в этот день в Париж. Не смея ослушаться, они уходят, угрожая рано или поздно отомстить Раулю за его поступок.

Действие третьего акта происходит в Париже, на площади, с правой стороны которой виден вход в церковь. Туда вскоре по поднятии занавеса проходит брачная процессия: Валентина, утратившая всякую надежду на взаимность со стороны Рауля, уступает настояниям отца и соглашается стать женою графа Невера, которого она просит после венчания оставить ее до вечера одну в часовне, где она хочет в уединении горячей молитвой испросить у Бога утешения и успокоения своей страждущей души, все еще любящей вероломного Рауля. Невер исполняет желание своей молодой супруги и, возвращаясь из церкви вместе с Сен-Бри, наталкивается на Марселя, прибывшего вслед за ними в Париж вместе с Раулем, письмо которого он вручает Сен-Бри. К своему ужасу, из слов Сен-Бри Марсель узнает, что письмо заключало вызов на дуэль; верный слуга решается подкараулить приход своего господина, чтобы вовремя явиться на помощь и предотвратить угрожающую его жизни опасность. Сен-Бри скрывает от Невера содержание письма, не желая нарушать счастья и покоя молодого супруга; удалившись с Моревером в капеллу, они составляют заговор на жизнь Рауля. Не замеченная ими Валентина слышит все и выбегает в ужасе из капеллы. Узнав Марселя, она рассказывает ему о заговоре и решается вместе с ним спасти жизнь любимого человека. Вскоре после Рауля приходят его противники с толпой вооруженных людей, которые окружают Марселя и Рауля. Марсель в отчаянии сзывает гугенотов, и вот вместо поединка начинается стычка многочисленной толпы. Внезапное появление королевы вместе с графом Невером, приехавшим за своей супругой, прекращает борьбу враждующих партий, которые расходятся, угрожая друг другу.

В четвертом действии Рауль, узнав, что Валентина его любит, проникает в ее дворец и объясняет ей причину грустного недоразумения, лишившего их обоих счастья. Рауль едва успевает спрятаться, как входят вельможи с графом Невером и Сен-Бри, который передает присутствующим план кровавого истребления гугенотов. Невер, возмущенный, отказывается принять участие в гнусном деле, считая его позорным для своей чести. Спрятавшийся Рауль узнает таким образом об опасности, грозящей гугенотам, и тотчас по уходе заговорщиков хочет бежать, чтобы спасти братьев или погибнуть вместе с ними. Слезы, мольбы и отчаяние Валентины на минуту колеблят его решимость, но когда до него доносятся из окна крики и стоны избиваемых, он поручает Валентину Богу и бросается из окна.

В пятом акте, который обыкновенно пропускается, показана кровавая резня Варфоломеевской ночи. Благородный Невер погибает, спасая жизнь Марселю. Валентина сопровождает всюду Рауля и, желая разделить его участь, примыкает к партии гугенотов. Сен-Бри, предводительствующий отрядом убийц, велит стрелять во всех встречных гугенотов и получает возмездие за свою жестокость, признав в убитой им женщине свою дочь.

Такой богатый сюжет, полный интереса, драматических, захватывающих положений, не мог оставить композитора равнодушным, и Мейербер принялся за сочинение со страстной энергией. Задолго до окончания оперы все газеты наперерыв восхваляли новое произведение маэстро; возбужденная ими публика ожидала оперу с лихорадочным нетерпением. Наконец опера была сдана дирекции; уже собирались приступить к разучиванию ее, когда г-жа Мейербер опасно заболела и должна была, чтобы поправить здоровье, ехать на воды. Мейербер последовал за женой и, к отчаянию директора, увез оперу с собой, предпочитая заплатить 30 тысяч франков неустойки, чем поручить судьбу своего детища чужим попечениям. Ко всеобщему удовольствию, болезнь г-жи Мейербер была непродолжительна, все семейство вскоре вернулось в Париж, и на 29 февраля 1836 года было назначено первое представление «Гугенотов», а директор театра был настолько благороден, что вернул Мейерберу 30 тысяч обратно. Мирекур рассказывает, что накануне самого дня представления, после генеральной репетиции Мейербер, взволнованный и бледный, вбежал в квартиру своего друга Гуэна.

– Что с тобой? – спросил его Гуэн, испуганный его расстроенным видом.

Маэстро в отчаянии опускается в кресло и говорит:

– Опера провалится! Все идет вкривь и вкось. Нури утверждает, что он никогда не в состоянии будет спеть последнего номера четвертого действия, и всякий с ним соглашается.

– Отчего же не написать другой арии?

– Невозможно. Скриб не хочет больше ничего изменять в либретто.

– А! Скриб отказывается от импровизации? Это понятно. Много ли стихов тебе нужно?

– Нет, очень мало: лишь столько, сколько потребуется для andante – вот и все.

– Хорошо! Подожди здесь минут десять, я найду кого-нибудь.

Преданный друг, невзирая на поздний час – 11 вечера, – садится на извозчика, летит к Эмилю Дешану, которого находит за сочинением гекзаметров, и привозит его к Мейерберу. Через некоторое время желанные стихи были написаны, обрадованный Мейербер бросился к роялю, и не прошло и трех часов, как новый дуэт был готов. Мейербер, проведший бессонную ночь, с первыми лучами рассвета уже был у Нури с дуэтом в руках.

– Посмотрите-ка, – сказал он ему, – может быть, вам больше понравится этот новый дуэт?

Нури взял бумагу, пропел арию и с криком восторга упал в объятия композитора.

– Это успех, – сказал он. – Огромный успех! Я ручаюсь вам, я вам клянусь! Идите скорей, приготовьте инструментовку! Не теряйте ни минуты, ни секунды!

Таким образом был создан один из самых блестящих номеров этой оперы. Роли были распределены между лучшими силами труппы, оркестром управлял Габенек, пользовавшийся, по словам Бюри, безграничным доверием артистов. Наконец наступил желанный день первого представления. «Чудное зрелище представляла собой вчера парижская публика, нарядная, собравшаяся в большой оперной зале с трепетным ожиданием, с серьезным почтением, даже благоговением. Все сердца казались потрясенными. Это была музыка!» – пишет Гейне. Успех был феноменальный и перешел в овацию гениальному композитору. Когда же спет был дуэт четвертого акта, «то в оркестре поднялись неистовые аплодисменты. Габенек, перескочив через рампу, бросился к маэстро, к Нури и г-же Фалькон. Все музыканты последовали за своим дирижером, и Мейербера торжественно привели на сцену среди оглушительных восторгов. Рауль рукоплескал, Валентина плакала».

Вскоре слава «Гугенотов» вышла за пределы Франции, и опера совершила триумфальное шествие по всей Европе; в строго католических странах ее ставили под названием «Гвельфы и Гибеллины» или «Гибеллины в Пизе» из страха, что опера оскорбит религиозные чувства католиков. «Гугеноты» доставили Мейерберу множество знаков отличия, между прочим, он получил бельгийский орден Леопольда и австрийское музыкальное общество прислало ему свой почетный диплом.

«Гугенотам» принадлежит, бесспорно, первое место среди всех сочинений Мейербера, и вообще эта опера стоит в ряду лучших произведений оперной литературы. В ней особенно замечательна музыкальная обрисовка характеров: железный Марсель, лицемерный ханжа Сен-Бри, Валентина – все эти личности очерчены очень рельефно и ярко; что же касается знаменитого дуэта последнего акта, то Л. Крейцер сказал про него: «Это один из наилучших гимнов любви, который композитор вырвал из своего сердца и бросил его, еще трепещущий, на сцену».

«Гугеноты» стали одной из самых популярных, любимых опер Европы: скоро минет полстолетия со дня их первого появления, но до сих пор они остаются в репертуарах театров всех стран и до сих пор одинаково привлекают публику и потрясают сердца слушателей.

Встреченные всеми нациями с восторгом, «Гугеноты» лишь в Германии нашли себе осуждение и врагов. Немецкие критики с каким-то особенным злорадством искали недостатки в новом творении своего соотечественника и изощрялись друг перед другом в красноречивом поругании тех красот, которые им были недоступны или непонятны. Даже сам великий Шуман безжалостно, хотя и безуспешно, старался развенчать «Гугенотов».

«Часто хочется схватить себя за голову, – пишет он, – чтобы удостовериться, все ли там на своем месте, когда взвешиваешь успех Мейербера в здравой, музыкальной Германии. Один остроумный господин сказал про музыку и действие „Гугенотов“, что они совершаются или в веселых притонах, или в церкви. Я не моралист, но хорошего протестанта возмущает, когда его святые песни раздаются на подмостках, возмущает, когда кровавую драму его религии превращают в балаган, чтобы этим добыть себе деньги и дешевую славу; нас возмущает вся опера, начиная с увертюры с ее забавно-пошлой святостью, до конца, где нас по крайней мере хотят сжечь заживо. После „Гугенотов“ не остается больше ничего другого, как казнить на сцене преступников и выводить на сцену распутных женщин… Распутство, убийства и молитвы – больше ничего нет в „Гугенотах“; напрасно вы будете искать в них чистого помысла и действительно христианского чувства. Мейербер вырывает руками свое сердце наружу и говорит: смотрите, вот оно! Там все – деланное, все лишь внешнее и ложное».

Вообще музыка Мейербера была совершенно противна романтическо-возвышенной натуре Шумана и внушала ему такое отвращение, которого он не в силах был преодолеть. После многократных посещений «Гугенотов» он не изменил о них своего мнения и подписал под статьей слова: «Никогда не подписывал я чего-либо так убежденно, как сегодня. Роберт Шуман».

Вскоре после постановки «Гугенотов» в Париже Мейербер предпринял маленькое путешествие, чтобы поправить здоровье, посетил Баден-Баден и навестил свою мать в Берлине, где, между прочим, отыскал новый сюжет, основываясь на котором, Скриб не замедлил написать либретто для «Африканки». На этот раз Скриб не особенно угодил вкусам и желаниям Мейербера, который стал настаивать на разных переменах в тексте и довел своими требованиями Скриба до такой степени раздражения, что тот стал грозить ему процессом. Дело кончилось бы, без сомнения, скандалом, если бы Мейербер не был внезапно отозван в Берлин, где король Фридрих Вильгельм, признавая все заслуги уважаемого композитора, пожаловал ему орден Pour le m?rite и назначил его Generalmusikdirector (генеральным директором музыки) на место вышедшего в отставку Спонтини. Мейербер принял это назначение, но от четырех тысяч содержания отказался в пользу оркестра.

Признание заслуг Мейербера на родине делало его пребывание в Берлине более приятным и доставило большое удовлетворение его самолюбию, которое так много потерпело в Германии. Здесь, как и везде, он сделался любимцем публики; кроме того, король, а за ним все общество, старались оказать прославленному артисту всевозможные знаки внимания. Король любил окружать себя выдающимися людьми, старался привлечь к своему двору артистов и ученых, с которыми любил беседовать о всевозможных вопросах науки и искусств. Мейербер сделался обычным посетителем дворца, куда его часто приглашали или на вечер, или просто к обеду, и он находил истинное наслаждение от пребывания в том просвещенном обществе, которое окружало королевскую семью, отличавшуюся не только любовью к музыке, но и большой музыкальностью, так что некоторые принцы и даже принцессы сами сочиняли.

Несмотря на такие благоприятные условия жизни в Берлине, Мейербера тянуло в Париж, мягкий климат которого был особенно полезен его слабому здоровью. По своей деликатной натуре он не умел также справляться с интригами, царящими во всяком учреждении, и в скором времени отказался от должности, сохранив лишь почетное звание, что позволяло ему большую часть года проводить в Париже и лишь на короткое время приезжать в Берлин, где он дирижировал придворными концертами или оперой, если шла какая-нибудь из его опер. В Берлине, хотя несколько поздней, наш знаменитый соотечественник Глинка познакомился с Мейербером, который проявил большой интерес к произведениям гениального русского композитора.

«21(9) января, – пишет Глинка своей сестре, – в королевском дворце исполнялось трио из „Жизни за царя“… Оркестром управлял Мейербер, и надо сознаться, что он отличнейший капельмейстер во всех отношениях».

Но хотя все слышавшие Мейербера как дирижера отзывались о нем с большой похвалой, он сам дирижировал неохотно, не любил разучивать своих опер, так как многочисленные ошибки первых репетиций слишком его расстраивали, а сами репетиции отнимали у него много времени. Случалось, что ему приходилось идти на репетицию как раз в то время, когда его посещало вдохновение, когда в голове его теснились богатые мелодии, и он с неудовольствием отрывался от работы.

«Я был тогда расстроен на целый день, – говорит он, – так как потерял не только время, но и мысли». «Я не очень гожусь в дирижеры, – пишет он доктору Шухту. – Говорят, хороший дирижер должен обладать большой дозой грубости. Не хочу этого утверждать. Мне же такая грубость была всегда противна. Это производит всегда очень неприятное впечатление, когда к образованному артисту обращаются со словами, которых не скажешь и прислуге. Я не требую грубости от дирижера, но он должен действовать энергично, должен уметь делать строгие внушения, не будучи грубым. Притом ему необходимо быть приветливым, чтобы приобрести расположение артистов; они должны любить и вместе с тем бояться его. Он никогда не должен показывать слабости характера: это ужасно подрывает уважение. Я не могу поступать так резко – энергично, как это необходимо при разучивании, и потому охотно предоставляю это дело капельмейстерам. Репетиции делали меня часто больным».

Деятельность Мейербера в качестве генерального директора музыки ознаменовалась многими гуманными и благородными постановлениями. Между прочим он добился, чтобы композиторы и драматические поэты получали каждый раз 10 процентов от кассового сбора, а после их смерти в течение 10 лет их наследники сохраняли за собой это право; добился также, чтобы ежегодно давалось не менее трех опер современных немецких композиторов. Он относился очень серьезно к взятым им на себя обязанностям, обновил и значительно возвысил оперный репертуар, включив в него многие выдающиеся оперы, в том числе «Дон Жуана» Моцарта, тщательно им самим разученного. Своими великодушием и благородством Мейербер приобрел себе всеобщую любовь, и многие из его прежних противников сделались теперь его друзьями. Часто он давал концерты, сбор от которых шел на благотворительные цели.

К этому времени относятся многие сочинения Мейербера; желая обрадовать свою мать и почтить память рано умершего брата, Мейербер написал музыку к трагедии Михаила Бера «Струэнзе». Это сочинение, состоящее из увертюры с антрактами, было исполнено в первый раз в 1846 году и хотя произвело сильное впечатление, но не удержалось в репертуаре, кроме увертюры, которая принадлежит к числу лучших произведений этого рода и до сих пор исполняется с большим успехом в концертах. Эта увертюра представляет собой не только простое вступление к драме, но в ней очень ярко изображена вся драма, так что она является цельным и весьма замечательным по красоте и значению произведением. Кроме того, Мейербер написал множество кантат, псалмов и других вещей. По желанию Фридриха Вильгельма он должен был написать музыку к какой-нибудь греческой трагедии и начал сочинять хоры к «Эвменидам» Эсхила, но не докончил их, не имея никакого влечения к сюжетам из древнего мира. По этому поводу он пишет Шухту:

«Вы меня спрашиваете, не было ли у меня желания переложить на музыку, подобно Мендельсону, античные трагедии, например, Софокла. Скажу прямо: нет; такого рода сюжеты слишком отдалены от нашего времени и не подходят к современной музыке: заставлять людей седой старины петь и декламировать современную музыку – по моему мнению – величайшая нелепость, которая только мыслима в искусстве. Там, где поэты и композиторы пытали свои силы, перед нами не греки, римляне или древнегреческие герои, но такие же современные нам люди, как и мы сами. Древнее одеяние и вооружение ничего не значат, не они изображают античные характеры. Когда же стараются создать античную музыку, характерную музыку, подобную той, какая была у греков и римлян, то это просто смешно и указывает на полное незнание истории культуры. У древних народов не было музыки, которую можно бы было хотя приблизительно сравнить с нашей. На это нам указывает не только история духовного развития народов, но также и история развития музыки».

Ко дню торжественного открытия нового оперного театра в Берлине Мейербер написал «Лагерь в Силезии». На этот раз либретто было составлено не Скрибом, а знаменитым берлинским критиком Людвигом Рельштабом; оно не отличалось большими сценическими достоинствами и состояло из анекдотических событий в жизни Фридриха Великого. Музыка этой оперы чисто немецкого характера и потому не могла иметь успеха в других странах. Главная роль – роль Фиелки – была написана для Енни Линд, которая исполняла ее потом в Вене, где опера шла под названием «Фиелка» и возбудила страшные восторги. Енни Линд возвели в божество, в честь композитора вычеканили медаль и самого его чуть не оглушили овациями. С таким же успехом «Фиелка» давалась в Лондоне. Впоследствии Мейербер переделал эту оперу, для представления ее в Париже, в «Звезду Севера», заменив ее немецких героев русскими, преобразив старого Фрица в Петра Великого. Такие превращения привели к различным несообразностям, к несоответствию текста и музыки, что было причиной неуспеха оперы, несмотря на то что в ней встречаются места необыкновенной красоты.

В самый разгар чествований Мейербер узнал, что в Вене живет старая бедная вдова, последняя представительница рода Глюков. Он разыскал ее, дал ей большое вспомоществование и выхлопотал для нее процентный доход с представлений опер Глюка в Париже.

Посетив вместе с Енни Линд Лондон, Мейербер некоторое время наслаждался отдыхом во Франценсбаде. Осень 1847 года прошла в разучивании им, ко дню рождения короля, оперы Рихарда Вагнера «Риенци», после чего он вернулся в Париж, чтобы поставить свою новую оперу «Пророк», написанную на либретто Скриба, с которым он снова заключил мир и вступил в прежние дружеские отношения.

Из книги Паганини автора Тибальди-Кьеза Мария

Глава 25 ИЗДАННЫЕ И НЕИЗДАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ Мой закон – это разнообразие и единство в искусстве. Паганини Судьба произведений Паганини оказалась еще более трагической, чем его жизнь. Прошел век со дня смерти музыканта, но напечатана лишь ничтожная часть его сочинений. В

Из книги Иосиф Бродский автора Лосев Лев Владимирович

«Демократия!» и другие актуальные произведения К горбачевской попытке либерализовать советский режим Бродский отнесся скептически. Он весьма проницательно увидел в этом не мирную демократическую революцию, как хотелось воспринимать происходящее многим из его друзей

Из книги Александр Островский. Его жизнь и литературная деятельность автора Иванов И И

ГЛАВА XVI. ПОСЛЕДНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ОСТРОВСКОГО Участие Островского в празднествах по случаю открытия памятника ПушкинуВ Москве открывали памятник великому поэту. Торжество собрало известнейших деятелей современной русской науки и литературы. В течение двух дней

Из книги Джордж Байрон. Его жизнь и литературная деятельность автора

Глава III. В университете. Первые произведения В октябре 1805 года Байрон распростился с Харроу, после четырехлетнего пребывания там, и отправился в Кембридж для поступления в старинный университет, составляющий славу этого города. Чувства, с которыми 17-летний юноша покидал

Из книги Маколей. Его жизнь и литературная деятельность автора Барро Михаил

Из книги Уильям Теккерей. Его жизнь и литературная деятельность автора Александров Николай Николаевич

Глава IV. Ранние произведения Теккерея Мы заметили выше, что Теккерей, занимаясь в Париже специально живописью, время от времени помещал в английских и американских периодических изданиях небольшие статьи, большею частью критического характера – о литературе, искусстве

Из книги Томас Мор (1478-1535). Его жизнь и общественная деятельность автора Яковенко Валентин

Глава IV. Литературные произведения Томаса Мора. «Утопия» Литературные произведения. – Появление и успех «Утопии». – Сатира ли это? – Содержание «Утопии»Вековая литературная слава Томаса Мора держится исключительно на его «Утопии». Из других его произведений мы лишь

Из книги Адам Смит. Его жизнь и научная деятельность автора Яковенко Валентин

ГЛАВА III. АДАМ СМИТ КАК ПИСАТЕЛЬ И МЫСЛИТЕЛЬ: “ТЕОРИЯ НРАВСТВЕННЫХ ЧУВСТВ” И ДРУГИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ Обширные планы Смита. – Сделанное. – Прием, употребленный Смитом. – Недостаток систематической разработки. – Изучение нравственных явлений до Смита. – Взгляд Юма на

Из книги Джакомо Мейербер. Его жизнь и музыкальная деятельность автора Давыдова Мария Августовна

Глава II. Юношеские произведения Юношеские произведения. – Кантата «Бог и природа». – «Клятва Иевфая». – «Алимелек». – Концерты Мейербера. – Встреча с Бетховеном. – Причина неуспеха его первых опер. – Совет Сальери. – Первое посещение Парижа.Преодолев все трудности

Из книги Григорьев автора Сухина Григорий Алексеевич

ДРУГИЕ ЗАДАЧИ, ДРУГИЕ МАСШТАБЫ В апреле 1968 года генерал-полковник М. Г. Григорьев как один из самых авторитетных и опытных руководителей назначается первым заместителем Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения Маршала Советского Союза Н. И.

Из книги Гарибальди Дж. Мемуары автора Гарибальди Джузеппе

Глава 4 Другие плавания Я совершил с отцом еще несколько плаваний, а затем отправился с капитаном Джузеппе Джервино в Кальяри на бригантине «Энеа». Во время этого плавания я был свидетелем ужасного кораблекрушения, которое оставило неизгладимый след в моей

Из книги Генрих IV автора Балакин Василий Дмитриевич

Гугеноты Счастливая пора в жизни Генриха Наваррского совпала с началом, пожалуй, самого трагического периода в истории Франции. Правда, ничто не предвещало грядущих бед - напротив, как хорошо всё начиналось! Наконец-то закончилась череда войн, получивших по главному

Из книги Екатерина Медичи автора Балакин Василий Дмитриевич

Гугеноты, «политики» и «недовольные» Среди последствий Варфоломеевской ночи было и такое, о котором Екатерину Медичи предостерегал Колиньи, но которое она сознательно выбрала, предпочтя его конфликту с Испанией: во Франции вновь вспыхнула гражданская война. Напрасно

Из книги Пушкинский круг. Легенды и мифы автора Синдаловский Наум Александрович

Из книги А. И. Куинджи автора Неведомский Михаил Петрович

Глава XII «ПОСМЕРТНЫЕ» ПРОИЗВЕДЕНИЯ КУИНДЖИ Я отложил до этой заключительной главы речь о последних, утаенных им при жизни от широкой публики, «посмертных» картинах Куинджи…Приступая теперь к итогам предлагаемой характеристики, я начну с беглого «отчета» об этих

Из книги Бранислав Нушич автора Жуков Дмитрий Анатольевич

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ «ГОСПОДИН АКАДЕМИК, ВАШИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ…» Нельзя сказать, что лавка Райковича была спокойным местом для работы. Целый день в лавку заходили покупатели, то и дело писателя навещали здесь друзья. Он бросал перо, прерывая фразу на полуслове, заказывал кофе,

Действие происходит во Франции в Турени и Париже в 1572.

1 акт.
В Турени на балу у знатного католика Графа де Невера собрались гости. Должен придти гугенот Рауль де Нанжи и хозяин хочет встретить его как можно радушнее, чтобы способствовать примирению католиков и гугенотов. Вошедший юноша рассказывает гостям о прекрасной незнакомке, которую он защитил однажды на улице от черни. Неожиданно он видит ту самую девушку, ожидающую хозяина замка. Рауль в отчаянии, уверенный, что незнакомка – возлюбленная де Невера. Появляется паж принцессы Маргариты Урбан, и передает Раулю письмо-приглашение. Он должен явиться на тайное свидание к знатной даме (Рауль не догадывается, кто это), при условии, что глаза его будут завязанными.

2 акт.
Маргарита, стремясь помирить католиков и гугенотов, задумала женить видного протестанта Рауля де Нанжи на дочери католика Графа де Сен-Бри Валентине. Ведь и она сама выходит замуж за короля-протестанта Генриха Наваррского. Валентина и есть та самая незнакомка, о которой рассказывал Рауль. Она должна была обвенчаться с Невером и приезжала к нему, чтобы просить отказаться от брака с ней, ибо приняла предложение Маргариты с тем большей охотой, что сама влюбилась в Рауля после их случайной встречи.

Тем временем Рауль приходит на свидание к знатной даме, пославшей ему записку. Сняв повязку, он видит прекрасную принцессу и заверяет, что готов ради нее на все. Маргарита объявляет всем свою волю – Рауль должен жениться на дочери графа-католика Валентине! Юноша согласен с решением будущей королевы. Но, увидав девушку, которая ему предназначалась, и узнав в ней тайную посетительницу замка де Невера, терзаемый ревностью, с негодованием отвергает предложение. Разъяренный де Сен-Бри клянется отомстить Раулю.

3 акт.
В Париже близ часовни на берегу Сены гуляет народ. Все в ожидании бракосочетания Валентины с Невером (после того, как ее отверг Рауль, она вновь готовится к свадьбе с Невером). Марсель, слуга Рауля, найдя де Сен-Бри, передает тому от Рауля вызов на дуэль. Поединок состоится сегодня же. Де Сен-Бри по совету Моревера и при содействии друзей-католиков решает подло убить Рауля. Их разговор случайно слышит Валентина и сообщает об этом Марселю. Марсель спешит к месту дуэли. Но поздно. Она уже началась. Марсель зовет на помощь протестантов, Сен-Бри католиков. Начинается побоище. Однако внезапное появление Маргариты, случайно проезжавшей мимо, предотвращает жестокую схватку. Марсель рассказывает, что подлое убийство Рауля предотвратила Валентина. Тот клянет судьбу за свою ошибку в отношении девушки, а Валентина удаляется на свадебное торжество.

4 акт.
Валентина во дворце Невера. Она скорбит о своей судьбе. Пробравшийся к ней тайком Рауль приходит просить прощения и проститься. Приход дворян-католиков вынуждает его спрятаться. Невольно он подслушивает ужасный разговор и становится свидетелем предательского заговора – сегодня в ночь Св. Варфоломея все гугеноты должны быть уничтожены. Только Невер отказывается от такого вероломства и в знак протеста ломает свою шпагу. Его арестовывают. Дав друг другу клятву и взяв белые шарфы, с помощью которых можно будет в темноте отличить католиков от гугенотов, заговорщики расходятся в ожидании сигнала колокола к началу резни. Из своего укрытия выбегает Рауль. Валентина признается ему в любви. Она боится за его судьбу. Но он должен быть со своими единоверцами и с ударами колокола спешит сообщить им об опасности.

5 акт.
В Париже идет бракосочетание Генриха Наваррского и Маргариты Валуа. Слышен звон колокола. Внезапно в зал врывается окровавленный Рауль и сообщает о начавшейся ужасной бойне. Праздник прерван. Протестанты укрылись в монастыре, Рассчитывая, что стены храма остановят преследователей. К Раулю присоединяются Марсель и Валентина. Желая спасти юношу, Валентина предлагает ему надеть белый шарф – условный знак заговорщиков, и бежать к королеве. Невер погиб! Теперь они могут быть вместе, но только если он сменит веру – таково решение Маргариты Наваррской. Юноша колеблется, но суровый Марсель придает ему силы. Рауль отказывается предать товарищей, и тогда девушка торжественно принимает его веру. Они просят Марселя благословить их брак. Но тут де Сен-Бри со своими соратниками атакуют храм, раздается залп. Многие из несчастных, укрывшихся в монастыре, падают замертво. Рауль ранен. Марсель с Валентиной пытаются ему помочь. Появившийся Сен-Бри спрашивает, кто они? «Гугеноты!» - гордо отвечает Рауль. Солдаты стреляют в них. Умирая, Валентина успевает простить подбежавшего к ней отца. Из Лувра к монастырю приближается кортеж с Маргаритой. Пред ней открывается ужасная картина…

Вряд ли существует что-либо более оперное, нежели «Гугеноты» Мейербера! Являясь квинтэссенцией жанра большой оперы со всей его стандартной атрибутикой, этот опус вполне отражает представления публики того времени о том, что есть оперная постановка как таковая. Отсюда успех, причем нарастающий от спектакля к спектаклю. Как справедливо замечено, Г. – «образец романтической трактовки истории как ситуации» (Мугинштейн). Здесь есть все, что было наработано оперным жанром за предыдущие века: яркая театральность, мощная драматургия, пышные хоры и ансамбли, балет, впечатляющие оркестровые звучания, разнообразные сольные номера, виртуозность вокала. Одновременно, сочинение обнажило те пределы, до которых такая «оперность» может дойти, шествуя именно этим проторенным путем, что и было доказано дальнейшей практикой (французами Гуно и Тома, итальянцем Верди).

Если говорить об исторической канве, то либреттисты создали вполне оригинальное повествование, лишь формально привязанное к известному факту, положенному в основу романа Мериме.

Опера Мейербера в музыкальном плане содержит много замечательных страниц. Ее основным лейтмотивом является лютеранский хорал, составляющий основу краткой увертюры. Его мотив в дальнейшем появляется в драматических местах оперы.

В 1-м акте ярок «выход» Рауля «Sous ce beau ciel de la Touraine». Следует отметить также блестящую сцену Рауля «Non loin des vieilles tours…» с виртуозным романсом Plus blanche que la blance hermine (сопровождаемым старинным инструментом виолой д’амур), в котором он рассказывает о встрече с незнакомкой. Здесь верхний ми-бемоль представляет собой трудную задачу для каждого тенора, берущегося за эту партию. Оригинальна воинственная «Песнь гугенота», исполняемая Марселем («Piff, paff…»), очень популярна каватина пажа Урбана «Nobles seugneurs, salut!... une dame noble et sage».

Во 2-м акте обращают на себя внимание виртуозная ария Маргариты O beau pays de la Touraine , рондо пажа «Non, non, non, vous n’avez jamais…». Ария Маргариты окрашена в пастельные тона. Мейербер здесь очень чутко применяет тонкие оркестровые краски флейты, арфы. Мелодичен дуэт Маргариты и Рауля. Нельзя не упомянуть и о заключающей акт сцене всеобщего негодования, решенной в виде виртуозной стретты «O transport! o demence!» (Маргарита, Валентина, Рауль, Урбан, Марсель, Сен-Бри, Невер, придворные дамы и вельможи).

3 акт насыщен различными жанровыми массовыми сценами, танцами и хорами, включая знаменитый марш солдат-гугенотов «Ратаплан» (этот эпизод заставляет вспомнить «Ратаплан» из вердиевской «Силы судьбы»). Блистательное мастерство проявляет Мейербер во впечатляющем своей филигранной музыкальной проработанностью септете (т. н. «септете поединка») «En mon bon droit j’ai confiance» (Рауль, Марсель, Сен-Бри, Таванн, Косе, Ретц, Мерю).

Самое сильное впечатление производит 4-й акт, начинающийся с взволнованного оркестрового вступления. Затем следует проникновенный Романс Валентины «Parmi les pieurs». Центральным эпизодом акта становится массовая Сцена заговора и обряд посвящения мечей, где композитор достигает большого драматического накала. Затем происходит объяснение Валентины и Рауля. Их масштабная дуэтная сцена О Ciel! Ou courez-vous! – подлинный шедевр мелодической и чувственной красоты, некогда восхищавший даже Вагнера и Чайковского.

Процитируем одно из высказываний Петра Ильича по поводу «Гугенотов»:

«Гугеноты» одна из прекраснейших опер во всем лирическом (оперном – Е.Ц.) репертуаре, и не только музыканту по профессии, но и всякому сколько-нибудь образованному дилетанту дорога эта превосходная музыка, с ее удивительнейшей, первенствующей между всеми произведениями подобного рода, любовной сценой IV акта, с ее превосходными хорами, с ее полной новизны и оригинальных приемов инструментовкой, с ее порывисто-страстными мелодиями, с ее искусной музыкальной характеристикой Марселя, Валентины, религиозного фанатизма католиков и пассивного мужества гугенотов».

В 5 акте напряжение и контрасты еще более нарастают, однако в музыке это ощущается не так сильно, как в непревзойденном 4-м. Поэтому, подчас, 5 акт при некоторых постановках подвергался купированию, хотя при этом обрывались все сюжетные линии. Однако и здесь достаточно эпизодов, полных душевной наполненности и драматизма, например, трио Марселя, Рауля и Валентины «Savez-vous qu’en».

Состав премьерного спектакля был блестящим. Дирижировал Хабенек , в главных ролях блистали Нурри (Рауль), К.Фалькон (Валентина), Левассёр (Марсель). Опера быстро завоевала европейскую славу. До 1914 года в одном только Париже она выдержала более тысячи представлений. В 1837 состоялась немецкая премьера в Кёльне, в 1839 оперу поставили в Вене (под названием «Гиббелины в Пизе») и Нью-Йорке, в 1842 она прозвучала впервые в Лондоне (партию Рауля здесь исполнял известный немецкий тенор Г.Брайтинг, гастролировавший в Петербурге в 1837-40 гг.). Значительным событием стал спектакль Ковент-Гардена в 1848 году под управлением М.Косты с участием Марио, Виардо, Тамбурини . Блестящей исполнительницей роли Валентины была Шрёдер-Девриент (1838, Дрезден; 1842, Берлин и др.). Очень любили эту партию также Д.Гризи, Патти . В 1863 в Лондоне в этой роли блистала Лукка .

Надо заметить, что существовали определенные политические препоны в распространении оперы. Так, например, русская цензура запрещала демонстрацию на сцене всякого рода заговоров, тем более с участием царствующих особ и затрагивающих религиозные темы. Впервые в России сочинение было исполнено в Одессе немецкой труппой (1843). Итальянская труппа поставила оперу в сильно перекроенном виде под названием «Гвельфы и Гиббелины» в Петербурге только в 1850 с участием Джулии Гризи, Марио, Тамбурини . Лишь в 1862 состоялась русская премьера оперы в Мариинском театре под управлением К.Лядова с участием Сетова в партии Рауля. В Большом театре опера была поставлена в 1866 (дирижер И.Шрамек). Сочинение было очень популярно в России и, практически, не сходило со сцен театров как в столице, так и в частных антрепризах в провинции (Казань, Саратов, Новгород, Харьков, Тифлис, Одесса, Пермь и др.). В партии Рауля блистали М.И.Михайлов, Н.Фигнер, Алчевский, Ершов . Замечательной Маргаритой была Мравина , блестящей Валентиной, остро соперничающей с М.Фигнер , была В.Куза. Историк оперы Э.Старк так описывает один из спектаклей «Гугенотов» с участием Н.Фигнера и Кузы:

«Во время дуэта Фигнер шепчет:
- Валентина Ивановна, не давайте так много голоса, вы меня заглушаете.
Та, как ни в чем не бывало, продолжая сцену, пренебрежительно отвечает:
- А Вы поднатужьтесь!
Дескать, я тебе не Медея Ивановна, которая уж знает, где ей себя убрать, а тебя выдвинуть…».

Г. – не сходят со сцены вот уже на протяжении более полутора веков. До рубежа 19-го – начала 20 вв. опера принадлежала к самому исполняемому репертуару. Отметим спектакли в Ла Скала (1899, дирижер Тосканини, Рауль – Де Марки ), в Венской опере (1902, дирижер Малер, Рауль – Слезак ). В 1905 Карузо исполнял ее на сцене Метрополитен.

В 20 в. она ставится достаточно регулярно, хотя и несколько реже. С одной стороны, упал интерес к помпезному стилю Мейербера. С другой, мешают прозаические причины – постановка весьма сложна технически, да и подобрать «великолепную семерку» исполнителей не так-то просто. В этом смысле легендарным можно считать спектакль Метрополитен в 1894 под управлением Бевиньяни с участием Мельбы, Нордики , Ж.де Решке , Плансона, Мореля , С.Скальки и Э.де Решке . С ним вполне соперничает постановка Ла Скала 1962 года под управлением Гаваццени , в которой пели Корелли, Сазерленд, Симионато, Тоцци, Ганцаролли, Коссотто, Гяуров .

Любопытно, но Г., весьма часто появлялись на отечественных сценах. Первая советская постановка прошла в 1922 в Свободной опере Зимина с участием Павловской , братьев Пироговых . В 1925 опера ставилась в Большом театре (дирижер Небольсин , режиссер Лосский , с участием Озерова, Держинской, Катульской и др.). В 1935 новую постановку с обновленным переводом поставили в Мариинском театре (дирижер Дранишников , режиссер Смолич , с участием Нэлеппа , Павловской, Степановой ). В 1951 театр вновь обратился к этой опере (дирижер С.Ельцин).

Из зарубежных спектаклей 20 в. можно отметить также постановки Ковент-Гардена 1927 года (дирижер Белецца , в партии Рауля – Д.О’Салливан), фестиваля Арена ди Верона (1933, дирижер Вотто с Лаури-Вольпи в партии Рауля). Кстати О’Салливан был в те годы одним из лучших исполнителей этой партии. Он дебютировал ею в Гранд-Опера (1913), пел ее в Парме (1922), римском театре «Костанци» (1923), Ла Скала (1924) и др.

В настоящее время Г. иногда появляются на сцене. Среди спектаклей 2-й половины 20 в. (кроме уже упомянутых) отметим постановки в Нью-Йорке (1969, Карнеги-Холл, концертное исполнение, дирижер Р.Джовавинетти, с участием Силс ), концертное исполнение в Вене (1971, дирижер Э.Марцендорфер, с участием Гедды ), Барселоне (1971), Сиднее (1981, с участием Сазерленд), берлинской Немецкой опере (1987, дирижер Лопес-Кобос , режиссер Дью , в роли Рауля – Р.Лич), Монпелье (1990, открытие здания оперного театра, дирижер С.Дидерик). В последние годы – в Бильбао (1999, дирижер А.Аллеманди, с участием М.Джордани), в Нью-Йорке (2001, Карнеги-холл, концертное исполнение, дирижер И.Квелер, с участием Джордани, О.Макариной, К.Стояновой и др.), во Франкфурте (2002, дирижер Г.Й. Румштадт, вновь с Джордани, а также Д.Дамрау), в Метце (2004, дирижер Б.Подич), в Льеже (2005, дирижер Ж.Лакомб) и др. В 2010 г. Г. прозвучали в Аннандейле-на-Гудзоне (штат Нью-Йорк, центр исполнительских искусств им. Фишера).

Записей оперы сравнительно немного. Хрестоматийной считается версия дирижера Р.Бонинга: СD Dec. 1970 (studio) – солисты А.Врениос, Д.Сазерленд, М.Арройо, Н.Гюзелев, Ю.Туранжо, Г.Бакье, Д.Косса и др. В этой записи в маленьких партиях участвовали только начинающие свою большую карьеру Те Канава и Оже . В 1991 был записана на видео постановка Дью в Немецкой опере (дирижер Ш.Шольтес).

Иллюстрация:
Джакомо Мейербер.

1 - Здесь и далее набранное курсивом слово отсылает читателя к соответствующей статье оперного словаря . К сожалению, до опубликования полного текста словаря использовать такие ссылки будет невозможно.