Латинская империя - государство со столицей в Константинополе, образованное крестоносцами в 1204 г. после разгрома ими Византии. В 1261 г. никейский император Михаил VIII Палеолог изгнал латинян из Константинополя. Официально Латинская империя называлась Романией.
Это государство крестоносцев было создано в результате Четвёртого крестового похода, когда армия крестоносцев, благодаря проискам Венеции, свернула с намеченного пути и захватила столицу христианской Византийской империи. После взятия Константинополя крестоносцы решили избрать из своей среды императора для греков или, как они их называли, ромеев. Кандидатов было два: маркграф Монферратский Бонифаций и граф Фландрский Бодуэн. Большинством голосов императором был провозглашён Бодуэн. А Бонифаций, женатый на вдове императора Исаака Ангела Маргарите Венгерской, завоевал для себя Фессалонику. После его смерти там правил сын от её первого брака Дмитрий. О Фессалоникском государстве - в разделе «Византия».
Фландрская династия, 1204-1216 гг.
После смерти императора Генриха корона была предложена его зятю Пьеру де Куртенэ.
Династия Куртенэ, 1217-1261 гг.
Иоланта (1217-1219)
Роберт де Куртенэ (1219-1228)
Жан де Бриенн (1231-1237)
Во время малолетства Бодуэна II ему в соправители пригласили бывшего титулярного короля Иерусалима Жана де Бриенна, опытного воина.
В 1261 году византийцы отвоевали Константинополь у крестоносцев, восстановив Византийскую империю.
Номинальные императоры
Филипп I де Куртенэ 1273-1283
Катарина де Куртенэ 1283- 1346
Филипп II Анжу-Тарентский 1313-1331
Роберт II 1346-1364
Филипп III 1364-1373
Жак де Бо 1373-1383
Константинопольские Латинские Патриархи,
во время существования Латинской империи
Фома Морозини 1204-1211
Гервасий 1215-1219
Матфей 1221-1226
ИоаннАльгрин 1226-1227
Симон 1227-1232
Николай Пьяченцский 1234-1251
Панталеон Джустиниани 1253-1261
Использованы материалы кн.: Сычев Н.В. Книга династий. М., 2008. с. 355-356.
Крестоносцы, поделив между собою достояние Византии, не подумали о том, что разорение побежденных ведет за собою разорение победителей, и что они не замедлят обеднеть так же, как и греки, которых они ограбили. Ни о чем не жалея и ничего не предусматривая, рассчитывая только на свой меч, они занялись теперь избранием правителя над утратившим все народом и разоренным городом.
Коронование нового императора, им стал Балдуин, граф Фландрский и Геннегаутский, происходило со всей торжественностью греческих обрядов. Во время божественной службы Балдуин восседал на золотом троне, он принял присягу из рук папского легата, который совершал службу вместо патриарха. Глава духовенства, став перед алтарем, произнес по-гречески: «Он достоин царствовать», — и все присутствующие повторили хором: «Он этого достоин, он этого достоин!»
Высшие должности при императорском дворе были распределены между баронами и знатнейшими владетелями: дож Венецианский назначен был деспотом, или Римским князем, с привилегией носить пурпуровые сапоги, Виллегардуэнь получил титул маршала Романийского, граф де Сен-Поль — великого коннетабля, Конон Бетюнский был наименован протовестиарием, Макарий Сен-Менегудский — великим или главным кравчим, Миль Брабантский — главным виночерпием, Манассия Лилльский — главным гофмаршалом и т.д.
Раздел бывших византийских владений
На совете, состоявшем из 12-ти венецианских патрициев и 12-ти французских рыцарей, было решено разделить все завоеванные земли между обоими народами.
Вифиния, Романия или Фракия, Фессалоника, вся древняя Греция, от Фермопил до мыса Сунион, самые большие из островов архипелага: Хиос, Лесбос, Родос и Кипр — достались французам. Венецианцы получили многие острова из тех, которые называются Спорадскими и Кикладскими, острова вдоль восточного берега Адриатического моря, Пропонтиду и Геллеспонт с их гаванями и станциями. Острова Кианейские и устье Понта Эвксинского, города: Кипсед, Дидимотику, Адрианополь, прибрежные местности Фессалии и проч.
Таков был первоначальный раздел провинций и владений империи, доставшихся крестоносцам по взятии ими Константинополя. Земли, расположенные по ту сторону Босфора, были превращены в королевство и вместе с островом Кандией предоставлены маркизу Монферратскому. Бонифаций обменял их на провинцию Фессалоникскую, или древнюю Македонию, и продал остров Кандию Венецианской республике за 30 фунтов золотой монеты.
Азиатские провинции достались графу Блуаскому, который принял титул герцога Никейского и Вифинийского. Если основываться на показаниях Никиты, то крестоносцы разделили между собою города, которых не существовало, провинции, которые уже с давнего времени не принадлежали империи; греческие историки сообщают, что Мидию, Парфию и королевства, бывшие под властью турок и сарацин, разделили по жребию.
Константинополь в продолжение нескольких дней был рынком, на котором шел торг о море и об островах, о Востоке и народах, обитающих там. Латинское духовенство также не упустило случая воспользоваться своей долею при дележе остатков Греции, вожди Крестового похода порешили между собой, что если император Константинопольский избран из французов, то патриарх должен быть избран из венецианцев. По этому соглашению, сделанному еще до победы, на кафедру св. Софии был возведен венецианский священник Томмазо Морозини, который после того был утвержден папою.
Во все церкви, отнятые у побежденных, поставлены были священники, избранные из обоих народов, и доходы со всех константинопольских церквей были разделены между ними. В то же время и в другие покоренные города послали латинских епископов и священников, которые и овладели всеми церковными должностями и имуществом греческого духовенства.
Но важные победы крестоносцев и смиренная покорность вождей не вполне обезоружили гнев Иннокентия. Однако же глава верующих не дерзал углубляться в рассуждения о делах Божиих, ему свойственно было думать, что греки оказались справедливо наказанными за их заблуждения, и что Провидение вознаградило крестоносцев как орудие своего правосудия. Папа лишь напоминал крестоносцам об их обещаниях помочь Святой земле, которые они так часто повторяли.
Иннокентий одобрил избрание Балдуина, принявшего при этом титул рыцаря святого престола, и, не колеблясь, признал империю, которую победа подчинила его духовной власти, он написал епископам французским, что Господу угодно было утешить церковь обращением в ее лоно еретиков. В то же время от имени императора Балдуина папа приглашал французов всех сословий отправляться в Грецию, завоеванную оружием Креста.
Индульгенции Крестового похода были обращены к тем, кто присоединится к победителям Византии, чтобы защищать и содействовать процветанию новой Восточной империи.
Нигде покорение Византии не произвело такой радости, как в Святой земле. Защитники и жители христианских городов за морем, на долю которых выпали только бедствия войны, пожелали разделить счастье и славу французов и венецианцев.
Папский легат Петр Капуанский, посланный в Сирию Иннокентием, покинул Палестину и приехал в Грецию, где присутствием своим оживлял ревность латинского духовенства к обращению греков. и также прибыли в Грецию, которая сделалась настоящей обетованной землею, король Иерусалимский остался почти одиноким в Птолемаиде.
Двадцатитысячной армии крестоносцев хватило, чтобы сокрушить стены Византии, но как ни грозна была эта армия, все же ее одной оказалось недостаточно, чтобы занять и охранять все города и провинции, доставшиеся в их руки после однодневной победы.
Византийцы побеждены, но не уничтожены
Народы Греции были побеждены, но не подчинены. В том расстройстве, в котором находилась побежденная империя, все греки, у которых только имелось оружие, пожелали устроить свое княжество или королевство. Повсюду из развалин восставали новые государства или империи и уже угрожали тому, которое было основано недавно крестоносцами.
Внук Андроника основал княжество Трапезундское в одной из греческих провинций, в Малой Азии, Лев Сегур, владетель Наполиди-Романии, царствовал или, вернее, распространял ужас в Арголиде и Коринфском перешейке. Михаил Ангел Комнин, действуя посредством измены, восстановлял королевство Эпирское и удерживал под своей властью дикий и воинственный народ.
Феодор Ласкарис, который, подобно Энею, убежал из своего отечества, преданного пламени, собирал отряды в Вифинии и провозгласил себя императором Никейским, откуда со временем семейству его суждено было с торжеством возвратиться в Константинополь.
Если бы оба императора, свергнутые с престола, имели сколько-нибудь умения и мужества, если бы они соединились в своем несчастии, то могли бы сохранить что-нибудь из остатков своего собственного достояния и снова укрепиться.
Но… Провидению, для их наказания, достаточно было только свести их. Алексей III, осыпав ласкамиМурзуфла, привлек его к себе в дом и велел выколоть ему глаза. Мурзуфл, покинутый всеми своими сторонниками, попался в руки крестоносцев, которые отправили его в Константинополь и сбросили с вершины колонны Феодосия.
Алексей III, в свою очередь, покинутый всеми приближенными, долго скитался в Азии и в Европе и история совершенно потеряла его из вида и не может даже сообщить, каков был его конец.
Источник — Компиляция на основе книги Жозефа Мишо, «История крестовых походов», и других материалов находящихся в свободном доступе
Выложил — Мэлфис К.
Если хочешь мира, готовься к войне.
Источник - Вегетий, "Краткое наставление в военном деле", 3, Пролог: Qui desiderat pacem, praeparet bellum. "Кто желает мира, пусть готовится к войне".
Подобная мысль ранее высказывалась Цицероном ("Филиппики", VII, 6, 19: Si pace frui volumus bellum gerendum est. "Если мы хотим пользоваться миром, приходится воевать") и Корнелием Непотом ("Эпаминонд", V, 4: Paritur pax bello. "Мир создается войной").
В то время как все европейские государства превратились в военные лагери, наемники которых горят желанием наброситься друг на друга, чтобы в честь мира перерезать друг другу горло, перед каждым новым взрывом войны необходимо выяснить лишь один совершенно незначительный вопрос: на чью сторону стать. Как только дипломатические парламентарии с помощью испытанного правила "Si vis pacem, pard bellum" удовлетворительно разрешат этот второстепенный вопрос, начинается одна из тех войн во славу цивилизации, которые по своему разнузданному варварству принадлежат к эпохе расцвета разбойничьего рыцарства, а по своему утонченному вероломству являются все же исключительной принадлежностью новейшего периода империалистической буржуазии. (К. Маркс, Вторжение!. )
Луи Филипп оставил после себя французскую армию отнюдь не в боеспособном состоянии -. Республика не улучшила состояния армии. Но появилась империя, которая означала мир, а "si vis pacem, para bellum", и армия сразу стала в центре ее внимания. (Ф. Энгельс, Расцвет и упадок армии. )
В тот же день вечером я уехал, не видавшись больше ни с кем из группы Освобождение труда". Мы решили не говорить о происшедшем никому, кроме самых близких лиц, - решили соблюсти аппарансы [ видимость приличия (из фр. apparence). - авт. ], - не дать торжествовать противникам. По внешности - как будто ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла, - только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие, с постоянным расчетом: по формуле si vis pacem, para bellum. (В. И. Ленин, Как чуть не потухла "Искра". )
Кто более Людовика Наполеона сделал для их [ порядка и тишины ] водворения и ограждения? "Империя есть мир", - сказал он; а "если хочешь мира, то готовь войну" (si vis pacem, para bellum), и в силу этого двоякого соображения он неутомимо воюет и мирится с самого своего избрания - и все в интересах продолжения своего управления, в котором одном только нашла Франция мир и блаженство. (Н. А. Добролюбов, Письмо благонамеренного француза. )
Si vis pacet, para bellum, гласит донельзя истасканная в наше время латинская поговорка: если хочешь мира - готовь войну. Но едва ли не правильнее к приемам новейшей западноевропейской политики применить эту поговорку в обратном смысле: si vis bellum, para pacem, т. е., если затеваешь войну, начни с агитации в пользу мира, хлопочи о мире, как можно громче, кстати и некстати проповедуй мир. (И. С. Аксаков, Общеевропейская политика. Статьи из газеты "Москва". )
Si vis pacem, para bellum - хочешь мира, готовься к войне. Такова формула империалистических войн, заимствованная у одного из римских мудрецов. Ныне мы знаем, какую глубокую классовую ограниченность выражает эта формулировка. Мы противопоставляем ей наш призыв: "хочешь мира - готовь его, готовь, не щадя всех своих сил, каждый день твоей жизни, каждый час твоих дней". (Арнольд Цвейг, Защищать мир, не щадя сил. )
□ Из всех догматов ханжеской политики нашего времени ни один не натворил столько бед, как догмат, гласящий: "Если хочешь мира, готовься к войне". (К. Маркс, Вторжение. )
□ Веками человечество, стремясь к обеспечению своей безопасности, руководствовалось формулой: "Хочешь мира - готовься к войне". В нашу ядерную эпоху эта формула таит особую опасность. Человек умирает только один раз. Но за последние годы накоплена такая масса оружия, которая дает возможность несколько раз уничтожить все живое на земле. Отчетливо понимая это, мы говорили и говорим вновь: "Хочешь мира - проводи политику мира, борись за эту политику!" (Л. И. Брежнев, Социалистической Польше - тридцать лет. )
Территория Латинской империи
В Латинскую империю вошли:
- значительная часть Балканского полуострова,
- северо-западные земли Малой Азии,
- острова Ионического и Эгейского морей.
Эти территории поделили между собой предводители крестоносцев, ряд овые рыцари, Венецианская республика и венецианские нобили. Одна четвертая территории Латинской империи (в том числе четвертая часть Константинополя) принадлежала императору.
Замечание 1
Совместной комиссией, состоявшей из венецианцев и франков, императором был избран один из вождей похода, граф Балдуин IX Фландрский.
Самые крупные феодальные владения в Латинской империи:
- Фессалоникийское королевство,
- княжество Ахайское
- герцогство Афинское.
Внутреннее устройство Латинской империи. Политическая система
Несмотря на то, что Латинской империей были унаследованы некоторые черты государственного устройства Византии, в целом она являлась феодальной монархией французского типа.
Формально как бы была восстановлена византийская государственность, был сохранен пышный церемониал, характерный для византийских монархов. Однако фактически в основу устройства Латинской империи была положена разветвленная феодальная иерархия французского образца. Только поверхностной была и централизация империи.
Власть латинского императора была ограничена советом, в который входили виднейшие сеньоры и венецианские подеста, а также шестью советниками. В основном эти высшие должности соответствовала западноевропейской традиции, однако, ряд должностей имели греческое название.
В Латинской империи была сохранена податная система, существовавшая в Византии. Политическую структуру Латинской империи закрепили ассизы Романии.
Социальная структура
Немногочисленный господствующий класс был организован по принципу феодальной иерархии. Греческой феодальной знати, частично влившейся в его ряды, отводилось особое правовое положение и принадлежали особые формы собственности. Греческие крестьяне, как правило, прикреплялись к земле, появились новые формы повинностей (баналитеты).
«Франками» на территорию Греции были перенесены феодальные отношения, которые основывались на широком распространении домениального хозяйства. Происходило усиление частноправовой зависимости крестьян от сеньора, рост барщины.
Ведущая роль в торговле и промышленности принадлежала венецианцам, что стало причиной упадка греческого ремесла.
Высшую церковную иерархию (это были главным образом католические епископы) возглавлял католический патриарх, рядовое же духовенство в основной массе оставалось православным, сохранявшим православную обрядность.
Ослабление и ликвидация Латинской империи
Замечание 2
Между латинскими феодалами существовали острые противоречия, местное население было враждебно настроено к крестоносцам по причине экономического, политического и религиозного неполноправия греков, и одновременного сохранения тяжелых форм византийской податной системы, что ослабляло Латинскую империю.
Латинские рыцари потерпели ряд военных поражений:
- 14 апреля 1205 г. латиняне были разбиты болгарским войском под Адрианополем
- в 1225 г. крестоносцы потерпели поражение от Никейской империи при Пиманионе
- в 1224 г. под ударами эпирского деспота пало Фессалоникийское королевство
- в 1235-1236 гг. крестоносцы потерпели поражение от объединенных войск никейского и болгарского государей
- в 1259 г. при Пелагонии никейское войско разгромило ахайское войско, захватив в плен князя ахайского
- 25 июля 1261 г. никейским войском, практически не встретившим сопротивления, был взят Константинополь,
Переход Константинополя от латинян к никейцам фактически означал ликвидацию Латинской империи, тем не менее, ряд феодальных владений в Средней и Южной Греции, ранее входивших в ее состав, оставались в руках латинян вплоть до $XV$ в.
К:Исчезли в 1261 годуРаздел земель (не сразу установившийся) привёл, в конце концов, к следующему распределению владений. Балдуин, кроме части Константинополя, получил часть Фракии и острова Самофракию , Лесбос , Хиос , Самос и Кос .
Область Фессалоники , вместе с Македонией и Фессалией , с именем королевства, получил один из самых видных участников похода и претендент на императорский престол, Бонифаций Монферратский . Венецианцы получили часть Константинополя, Крит , Эвбею , Ионические острова , большую часть Кикладского архипелага и некоторые из Спорадских островов, часть Фракии от Адрианополя до берега Пропонтиды, часть прибрежья Ионийского и Адриатического морей от Этолии до Дураццо . Остальным предводителям крестоносцев, в качестве вассалов отчасти императора, отчасти фессалоникского короля, который сам считался вассалом императора, были розданы различные города и области в европейской части империи и в Малой Азии . Многие из этих земель предстояло ещё покорить, и крестоносцы лишь постепенно утвердились в некоторых из них, вводя всюду феодальные порядки, отчасти раздавая земли в лен западным рыцарям, отчасти сохраняя их, как лен, за их прежними владельцами, конфискуя земли православных монастырей. Византийское население, однако, сохранило, в большинстве случаев, свои законы и обычаи, прежнюю организацию местного управления и свободу религии.
Распад Византии
В лице побеждённых и победителей столкнулись две совершенно непохожие друг на друга культуры, две различные системы государственной и церковной организации, причём число пришельцев было сравнительно невелико (о нём можно судить до некоторой степени по тому, что венецианцы обязались перевезти на своих кораблях 33 500 крестоносцев). В среде самих завоевателей происходили частые несогласия, а между тем им постоянно приходилось вести упорную борьбу с возникшими на развалинах Византийской империи самостоятельными владениями. Так, после взятия Константинополя крестоносцами, во Фракии были владения бывших византийских императоров Алексея Мурзуфла и Алексея III Ангела . На руинах ромейского государства процветал сепаратизм: в Эпире утвердился Михаил Ангел Комнин , а городами Аргос , Коринф и Фивы владел Лев Сгур .
В Малой Азии возникли два сравнительно крупных государства - Трапезундская империя , где утвердилось потомство императора Андроника Комнина , и Никейская империя , где утвердился зять императора Алексея III , Феодор I Ласкарис . На севере у Латинской империи был грозный сосед в лице болгарского царя Калояна . Оба Алексея отступили перед натиском Балдуина , но ему пришлось столкнуться с Бонифацием, поддержанным греками.
Войны империи
Только соединённым усилиям Дандоло, Людовика Блуасского и знаменитого Виллардуэна удалось примирить противников, после чего Бонифаций, вместе с пасынком Мануилом, победил Льва Сгура и овладел Фессалией, Беотией и Аттикой.
Политическая история
Генрих Фландрский сумел привлечь на свою сторону греков Адрианополя и Дидимотиха, которые теперь жестоко страдали от Калояна и согласились подчиниться Генриху, с условием передачи их городов в лен Феодору Вране, женатому на Агнесе, вдове императора Андроника Комнина. Затем Генрих, отбив нападение болгар, сблизился с Бонифацием, женился на его дочери и собирался вместе с ним предпринять кампанию против Калояна; но в 1207 года Бонифаций, неожиданно наткнувшись на отряд болгар, был убит ими.
Смерть Калояна и распад его царства освободили Генриха от опасности со стороны болгар и позволили ему заняться делами фессалоникского королевства, регент которого, ломбардец граф Оберто Биандрате, оспаривал корону у сына Бонифация от Ирины, Димитрия, и хотел передать её старшему сыну Бонифация, Вильгельму Монферратскому. Генрих вооруженной рукой заставил Оберто признать права Димитрия.
Чтобы придать окончательную организацию политическому и церковному строю новой феодальной империи, Генрих 2 мая 1210 года , в долине Равенники, у города Зейтуна (Ламии), открыл «майское поле» или «парламент», куда явились франкские князья, крупные бароны и клирики греческих провинций, с 1204 года частью при помощи Бонифация, частью самостоятельно создавшие себе владения. В Морее, как стал называться Пелопоннес после франкского завоевания, Гильом де-Шамплитт и Вильгардуэн с 1205 года сильно расширили свои владения и победой при Кондуре (Мессиния) над ополчениями греческого дворянства основали франкское княжество Ахайю.
В том же 1210 году был утвержден в Риме компромисс, по которому за патриархом, как делегатом папы, утверждались все его права, церкви и монастыри освобождались от повинностей, греческие и латинские клирики обязывались за полученную в лен землю платить византийский поземельный налог; непосвященные дети православных священников обязаны были службой баронам. Генрих старался по возможности уладить церковные отношения и примирить интересы православного населения и духовенства с интересами латинского духовенства и латинских баронов: первое стремилось завладеть церковными и монастырскими имуществами и обложить православное население десятиной в свою пользу, а вторые старались добиться секуляризации церковных имуществ и освобождения подвластных им жителей империи от всяких церковных поборов. Афонские монастыри, подвергавшиеся грабежам фессалоникских баронов, были сделаны «непосредственными вассалами» императора.
После смерти Иоанна Бриеннского (1237) власть перешла в руки Балдуина II, который, не имея денег играл жалкую роль и принужден был ездить по европейским дворам и выпрашивать у них помощи; терновый венец Спасителя был заложен в Венеции, не на что было его выкупить, и его приобрел Людовик IX Святой .
Возврат Константинополя византийцами
Венецианцы часто посещали Константинополь со своими торговыми флотами, но войска с Запада не появлялись для поддержки Романии; Ватацес и его преемники ближе и ближе подступали к столице и перебросили свои войска уже в Европу: решительный шаг не предпринимался лишь из боязни перед монголами. Балдуин принужден был заложить венецианским купцам собственного сына, чтобы получить денег; лишь в 1259 году его выкупил французский король.
В Эпире утвердившиеся было в Дураццо франки должны были уступить албанцам и сербам.
В Кефалении и Занте держались пфальцграфы с по 1429 год .
Деспоты ромеев (с 1418 года) герцоги Левкадские, в 1479 году были покорены турками. Во второй половине XVI века исчезли последние остатки латинской «Новой Франции».
Правители Латинской империи
Напишите отзыв о статье "Латинская империя"
Литература
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Ссылки
- . Восток-Запад: Великое противостояние (недоступная ссылка - история ) . - Историко-географическое путешествие по Латинской империи вслед за Жоффруа де Виллардуэном. Проверено 29 октября 2009. .
- Bowman, Steven. The Jews of Byzantium 1204-1453. Tuscaloosa, Alabama: University of Alabama Press, 1985.
|
||||||||||||||||||
|
||||||||
Отрывок, характеризующий Латинская империя
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг"авда, чог"т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г"остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог"ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг"а велено пг"иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября.русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
