Во время гражданской войны «самым демократическим декларациям - грош цена, самые благие намерения остаются праздными, когда встречают сильное сопротивление среды; самые демократические формы правления не гарантируют от попрания свободы и права в те дни, когда эти ценности временно погасли в сознании народном, в те дни, когда право восстанавливается насилием, насилие претворяется в право».
В XVII веке либеральное государство Дж. Локка стало революционным прорывом в общественных отношениях, это была победа демократии и свободы над аристократичной, феодальной монархией. Но уже к середине ХIХ в. либеральный демократизм XVII в., по мнению классиков марксизма, выродился если не в подобие нового рабовладельческого строя, то во вполне очевидную диктатуру избранной элиты, ведь либерально-демократическое государство согласно Дж. Локку, Дж. Мэдисону, А. Смиту… было призвано защищать и отражать права меньшинства, за счет подавления большинства. По терминологии К. Маркса и Ф. Энгельса государство Дж. Локка к этому времени превратилось в «особую силу подавления», у В. Ленина в «диктатуру буржуазии», у С. Шарапова в «диктатуру капитала». Философ К. Леонтьев, отмечая эти тенденции в 1880 г., прогнозировал, что «тот слишком подвижный строй», к которому привел «эгалитарный и эмансипационный прогресс XIX века... должен привести или к всеобщей катастрофе», или же к обществу, основанному «на совершенно новых и вовсе уже не либеральных, а напротив того, крайне стеснительных и принудительных началах. Быть может, явится рабство своего рода, рабство в новой форме» .
Несмотря на то, что внешней формой выражения этой диктатуры была демократия, ее сущность от этого не только не менялась, но и приобретала более устойчивый характер. Указывая на эту данность, французский посол М. Палеолог отмечал: демократия «не нарушая своих принципов... может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям, он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он, как воздух, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом. Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь. При самодержавии же наоборот, деспотизм проявляется в самом, так сказать, сгущенном, массивном, самом конкр етном виде. Деспотизм тут воплощается в одном человеке и вызывает величайшую ненависть» .
Основой «нового деспотизма» К. Маркс считал буржуазное государство, в работе «Гражданская война во Франции» он утверждал: «Государственная власть после революции 1848 - 1849 гг. становится «национальным орудием войны капитала против труда». Рано или поздно, по словам Ф. Энгельса, эта «особая сила для подавления» пролетариата буржуазией, миллионов трудящихся горстками богачей должна смениться «особой силой для подавления» буржуазии пролетариатом (диктатурой пролетариата)» . Умеренный Р. Гильфердинг, теоретический вождь каутскианства, вообще полагал, что человечество движется по эволюционному пути развития, на котором: «в гигантском столкновении враждебных элементов диктатура магнатов капитала превращается в диктатуру пролетариата» .
Маркс впервые употребил термин «диктатура пролетариата» в работе «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» Впоследствии, опираясь на опыт международного рабочего движения, Маркс сформулировал в «Критике Готской программы» (1875) следующий вывод: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». Сущность диктатуры пролетариата классики марксизма изложили в «Коммунистическом Манифесте»: «пролетариат основывает свое господство посредством насильственного ниспровержения буржуазии... Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы постепенно вырвать у буржуазии весь капитал… и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил» .
Однако, как отмечал В. Ленин в своем анализе работ классиков: «открывать политические формы … будущего Маркс не брался. Он ограничился точным наблюдением французской истории, анализом ее и заключением, к которому приводил 1851 год: дело подходит к разрушению буржуазной государственной машины» . Причины того, что Маркс не оставил никаких конкретных рекомендаций для политической организации в переходный период Ленин находил в том, что: «Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются, так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии. Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата» .
В программе большевиков «Положение о необходимости установления диктатуры пролетариата было впервые закреплено в Программе РСДРП, принятой на 2-м съезде партии (1903). «Успех революции – высший закон, - подчеркивал на нем лидер меньшевиков Г. Плеханов, – И если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или иного демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться» . Однако подтверждая верность теоретическим постулатам марксизма, большевики применительно к реальным условиям России, совершенно иначе трактовали его практическое содержание.
Практическое понимание того, что большевики, на том этапе, понимали под диктатурой пролетариата, В. Ленин дал в июле 1905 г., в работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции»: «Решительная победа революции над царизмом, есть революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства... И такая победа будет именно диктатурой, то есть неизбежно должна будет опираться на военную силу, на вооруженные массы, на восстание, а не на те или иные, «легальным», «мирным путем», созданные учреждения. Это может быть только диктатура, потому, что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных для пролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков и крупных буржуа и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразить контрреволюционные попытки невозможно. Но это будет, разумеется, не социалистическая, а демократическая диктатура. Она не сможет затронуть (без целого ряда промежуточных ступеней революционного развития) основ капитализма. Она сможет, в лучшем случае, внести коренное перераспределение земельной собственности в пользу крестьянства, провести последовательный и полный демократизм вплоть до республики, вырвать с корнем все азиатские, кабальные черты не только из деревенского, но и фабричного быта, положить начало серьезному улучшению положения рабочих и повышению их жизненного уровня...» .
«Кроме, как в росте капитализма нет залога победы над ним », пояснял Ленин, классовая борьба «не задерживает развитие капитализма, а ускоряет его, заставляя прибегать к более культурным, более технически высоким приемам капитализма». «Есть капитализм и капитализм. Есть черносотенно-октябристский капитализм инароднический ("реалистический, демократический, активности полный") капитализм. Чем больше мы будемобличать перед рабочими капитализм за "жадность", тем труднее держаться капитализму первого сорта, тем обязательнее переход его в капитализм второго сорта» . «Каково будет социальное содержание этой диктатуры? Первым делом она должна будет довести до конца аграрный переворот и демократическую перестройку государства, - дополнял Л. Троцкий, - Другими словами, диктатура пролетариата станет орудием разрешения задач исторически запоздалой буржуазной революции » .
Даже после февральской революции 1917 г. большевики вовсе не стремились к немедленному свершению социалистической революции. Троцкий объяснял настроения большевиков, в тот период, тем, что: «человеческое мышление консервативно, а мышление революционеров подчас - особенно. Большевистские кадры в России продолжали держаться за старую схему и восприняли Февральскую революцию, несмотря на то, что она явно заключала в себе два несовместимых режима, лишь как первый этап буржуазной революции... Все руководящие большевики без изъятия - мы не знаем ни одного - считали, что демократическая диктатура еще впереди. После того как Временное правительство буржуазии "исчерпает себя", установится демократическая диктатура рабочих и крестьян, как преддверие буржуазно-парламентарного строя » .
Однако разгоравшийся «русский бунт», начавшаяся гражданская война и интервенция похоронили возможность мирного развития событий, наоборот радикализовали их. Уже в марте 1918 г. В. Ленин констатировал: «нетрудно убедиться, что при всяком переходе от капитализма к социализму диктатура необходима по двум главным причинам или в двух главных направлениях. Во-первых, нельзя победить и искоренить капитализма без беспощадного подавления сопротивления эксплуататоров, которые сразу не могут быть лишены их богатства, их преимуществ организованности и знания, а, следовательно, в течение довольно долгого периода неизбежно будут пытаться свергнуть ненавистную власть бедноты. Во-вторых, всякая великая революция, а социалистическая в особенности, даже если бы не было войны внешней, немыслима без войны внутренней, т.е. гражданской войны, означающей еще большую разруху, чем война внешняя, - означающей тысячи и миллионы случаев колебания и переметов с одной стороны на другую, - означающей состояние величайшей неопределенности, неуравновешенности, хаоса... Чтобы сладить с этим, нужно время и, нужна железная рука»… «Все средние решения - либо обман народа буржуазией, которая не может сказать правды, не может сказать, что ей нужен Корнилов, либо тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых, с их болтовней о единстве демократии, диктатуре демократии, общедемократическом фронте и т. п. чепухе. Кого даже ход русской революции 1917-1918 годов не научил тому, что невозможны средние решения, на того надо махнуть рукой»
Рабочим и работницам всех стран.
Опять прошел год, и ни в одной стране на всем свете, кроме России, рабочий класс не может гордиться победой. Капиталисты всех стран радуются. Они чувствуют себя увереннее, чем в прошлом году, и поступают так, как будто убеждены в своей окончательной победе. – Еще год прошел, и мы еще не стряхнули с себя нашего ярма, – говорят рабочие.
Прошел год, в течение которого руль все еще находился в руках буржуазии. За это время буржуазия могла бы показать, что она в состоянии сделать. Мир, более чем когда-либо, представляет собою пепелище. В побежденных капиталистических странах – в Германии, Австрии, Венгрии – нужда возросла. Эти страны все больше и больше становятся жертвами международных хищников, которые скупают последнее добро побежденных за дешевую валюту. Местные эксплуататоры делают при этом хорошие дела, а нужда рабочей массы растет с каждым днем. Высокие цены уже давно превысили заработную плату, и, несмотря на переполнение товарами лавок, миллионы людей не знают, чем накормить своих детей, чем прикрыть свою наготу.
Каково же положение в странах победителей? 4 миллиона безработных в Америке, 2 миллиона в Англии. Во Франции хозяйственная разруха растет. В Англии, самой победной стране мира, одна стачечная волна настигает другую. Ллойд-Джордж вынужден собирать целые полчища, которые должны иметь наготове свинец и железо для бастующих углекопов, если последние будут вовлекать в забастовку железнодорожников и транспортных рабочих. Полчища насильников парижской, лондонской и нью-йоркской бирж думали, что смогут превратить население половины мира в нищих и продолжать спокойно господствовать. Они ошиблись. Нищие не могут покупать; но тогда Армстронг , Уикерс , Шнейдер-Крезо и корпорация Бетлегем Стиль не могут наживаться на продуктах своего производства. Больше двух с половиной лет прошло, и мировой капитал не был в состоянии организовать мировое хозяйство. Наоборот, единственно, что он сумел сделать, это – добавить к старым противоречиям новые. Фош переходит Рейн, чтобы схватить германскую буржуазию за шиворот и опустошить ее карманы под видом вознаграждения за преступления во время войны, перед которыми антантовский капитал чувствует себя невинным, как новорожденный младенец. Последствия мировой войны еще не ликвидированы, а новая война уже готовится. С возрастающим беспокойством и недоверием английская буржуазия следит за морскими вооружениями Соединенных Штатов Северной Америки. Против кого они вооружаются? Против Англии или против Японии? Англия и Япония с своей стороны тоже готовятся. Зверь мировой войны готовится к новому прыжку; он выпускает свои когти и протягивает лапы к новым пролетарским жертвам. Если мировой пролетариат не подтянется, если он не схватит капитализм за горло, то он не только пойдет навстречу своему разорению и закрепощению, но должен будет убедиться, что его вновь потащат на поле битвы и вновь заставят проливать кровь ради интересов мирового капитала. Предатели пролетариата, Шейдеманы, Ренодели, Гендерсоны, опять сделают открытие, что дело идет о «защите родины и демократии». Дал же недавно Вандервельде, вождь II Интернационала и королевский министр Бельгии, цинично и открыто свое согласие для переправы Францией сенегальцев через Рейн против истекающего кровью германского народа. И герои 2 1/2 Интернационала опять найдут возможность обсуждать, какие «особенные условия» каждой страны сделают это предательство пролетариата объяснимым, как и то, почему пролетариат должен приберечь свой порох для лучших времен, вместо того, чтобы бросить бомбу в сердце умирающего капитализма.
Но дело не будет обстоять так, как думают господа капиталисты и социал-демократы. Мировой пролетариат не побежден, мировая революция идет вперед. Ее наступление состоит пока хотя бы в том, что капитализм показывает себя все более неспособным обеспечить пролетариату мало-мальски упорядоченную рабскую жизнь, а также и в том, что под знаменем III Интернационала собираются все более широкие, более крепкие и сознательные массы. Именно потому, что буржуазия фактически доказывает свою неспособность упорядочить мир, все новые массы устремляются на дорогу революции и крепче смыкают свои боевые ряды. Советская Россия, убежище революции, не дает мировой реакции победить себя. Англия, твердыня контрреволюции, была вынуждена заключить торговый договор с «московскими разбойниками и грабителями». И если семь лет войны сильно ослабили Россию, если нужда пролетарских масс в России и велика, ее авангард верно стоит под знаменем советского правительства и сумеет мобилизовать из колеблющихся и усталых масс новых борцов. Этот авангард сделает все, чтобы геройской организацией уничтожить новое орудие контрреволюции – усталость русского народа. Белый террор, господствующий в Испании и Сербии, доказывает, как неуверенно себя чувствуют тамошние властелины.
В Италии буржуазия сеет бурю, разнуздывая банды фашистов. Германский Оргеш является постоянным напоминанием германским рабочим: «Вооружайтесь! Не падайте духом от поражения! Бейте, если не хотите быть битыми!» В Польше 7.000 коммунистов сидят за решеткой, но забастовка следует за забастовкой: это показывает, что покоя не будет, пока не будет перекинут мост между революционной Россией и революционной Германией. Во Франции, в стране опьяненной победой, в стране националистического хмеля, сотни тысяч рабочих познакомились с коммунизмом. Никакие преследования не остановят победного шествия коммунистической идеи в стране, где эта идея не только родилась, но и была освящена кровью июньских жертв и мучеников Парижской Коммуны. Коммунистический Интернационал подготовляет свой III конгресс. Этот конгресс будет заниматься не меланхолическим созерцанием успехов мировой реакции, как это делали в Вене вожди 2 1/2 Интернационала, Адлеры, Бауеры , Лонге, Дитманы , Гильфердинги и Вольхеды , а будет посвящен точению оружия и истреблению всех тех элементов, которые стремятся это оружие затупить.
Не смягчение наших атак, а наступление на более широком фронте широкими колоннами – вот тот лозунг, с которым мы вас зовем к Первому Мая. Повсюду необходимо становиться во главе широких беспартийных масс в их борьбе за улучшение своего положения. В этой борьбе рабочие массы увидят, как их ежедневно обманывают реформисты и центристы; они увидят, что Шейдеманы и Гильфердинги, Туратти и Дарагоны , Ренодели и Лонге, Гендерсоны и Макдональды не хотят и неспособны бороться не только за диктатуру пролетариата, но даже за кусок черствого хлеба для рабочих. Рабочие узнают, что коммунисты не вносят раскола в пролетариат, а являются его объединителями в борьбе за лучшую будущность. Они узнают, что капитализм не в состоянии и не хочет предоставить рабочим хотя бы то, что предоставляет крестьянин своей лошади: достаточный покой и достаточное количество хлеба, необходимого, чтобы собраться с силами для новой работы. Таким образом, желание рабочих свергнуть капитализм, разрушить его власть будет расти с каждым днем. Каждый день может наступить момент, когда рабочие больше не захотят терпеть страдания и муки, на которые их обрекает умирающий капитализм.
Армстронг – крупная судостроительная и оружейная фирма в Англии. Основана в 1882 г. Фирма постепенно присоединяет к себе ряд металлургических и металлообрабатывающих предприятий. Имеет крупнейшие верфи для постройки военных судов. В течение войны получила четыре милл. фунтов стерлингов прибыли. После войны переходит к постройке также и торговых судов. Концерн Армстронга имеет большое значение в судостроительной промышленности Англии.
Уикерс – английская фирма, владеющая крупнейшими оружейными, машиностроительными и другими заводами. Основана в 1897 г. Рост вооружений с начала XX века и особенно война 1914 – 1918 г.г. способствовали колоссальному обогащению этой фирмы. За пять лет войны она получила около 90 миллионов рублей прибыли и увеличила свой капитал с 85 миллионов рублей в 1913 г. до 220 миллионов рублей в 1919 г. После окончания войны Уиккерс присоединяет к себе ряд вагоно-машиностроительных и электротехнических предприятий. В числе акционеров фирмы Уикерс имеются десятки буржуазных политических деятелей и членов английского парламента.
Бетлегем-Стиль – одно из крупных объединений стальной промышленности Америки. Значительная часть американских металлургических предприятий входит в «Стальной трест»; предприятия, оставшиеся вне сферы его влияния, в большинстве своем группируются вокруг треста «Бетлегем-Стиль». Фирма основана в 1904 г. с капиталом в 42 милл. долларов. Заказы Антанты во время европейской войны способствовали чрезвычайному развитию треста, который за один 1916 г. получил около 68 милл. долларов прибыли. За два года участия Америки в войне трест получил 110 милл. долларов прибыли. В 1922 г. «Бетлегем-Стиль» дал 19% всего производства стали в Америке. Капитал этой фирмы в настоящее время оценивается в акциях и облигациях на сумму больше, чем в 300 милл. долларов.
Оргеш – одна из первых фашистских организаций в Германии (главным образом в Баварии), возникшая в 1918 г. Оргеш представлял собой союзы буржуазной самообороны. В 1919 г. эти многочисленные союзы объединяются в одну организацию, во главе которой становится доктор Эшерих (отсюда и сокращенное название Оргеш – организация Эшериха). Союзы организованы были на военный лад: участвовали в подавлении рабочего движения и предназначались для развертывания армии в случае войны. Основными пунктами программы были: 1) национализм и идея государственности, 2) борьба с большевиками, 3) сглаживание классовых противоречий и т. д. По составу организация была чрезвычайно разнообразной: от помещика и буржуа до несознательного рабочего. Это разнообразие состава, а также сепаратизм баварских союзов послужили в дальнейшем причиной развала Оргеша, который был официально запрещен правительством в 1921 г., после ультиматума Антанты, видевшей в Оргеше скрытую вооруженную силу. Оргеш послужил основой для образования в дальнейшем многочисленных фашистских организаций.
Бауэр, Отто – крупнейший теоретик австрийской социал-демократии и II Интернационала. В годы перед войной Бауэр был секретарем с.-д. фракции австрийского парламента. Как теоретик, Бауэр был в то время известен своей теорией культурно-национальной автономии, которая, будучи по существу мелкобуржуазным разрешением национального вопроса, отражала идейную зависимость с.-д. от господствующей австрийской буржуазии. В годы войны Бауэр занимает позицию каутскианства, что в австрийских условиях означало чистейшее оборончество. Русская революция застает его в России, куда он попал, как военнопленный. Не имея возможности выступать открыто, Бауэр под разными псевдонимами защищал линию либер-дановского Исполкома. Свое идейное сочувствие политике коалиции Бауэр осуществляет практически: в 1918 г. он входит министром иностранных дел в образовавшееся после революции правительство с.-д. Реннера. В 1920 г. Бауэр, успевший уже выйти в отставку, руководит вместе с Адлером созданием 2 1/2 Интернационала. В 1921 г., после введения новой экономической политики, Бауэр начинает доказывать, что РКП ведет Россию к полной реставрации капитализма. После Гамбургского объединительного конгресса 1922 г. Бауэр становится одним из лидеров объединенного II Интернационала.
В статье: «Третий Интернационал и его место в истории»* («Коммунистический Интернационал» 88 № 1, 1.V.1919, стр. 38 русского издания) я указал на одно из выдающихся проявлений идейного краха представителей старого, гнилого «бернского» Интернационала. Этот крах теоретиков реакционного, не понимающего диктатуры пролетариата, социализма выразился в предложении германских «независимых» социал-демократов сочетать, соединить, совместить буржуазный парламент с Советской властью.
Самые видные теоретики старого Интернационала, Каутский, Гильфердинг, Отто Бауэр и К 0 , не поняли, что они предлагают совместить диктатуру буржуазии и диктатуру пролетариата! Люди, составившие себе имя и завоевавшие сочувствие рабочих проповедью классовой борьбы, разъяснением ее необходимости, не поняли, - в самый решительный момент борьбы за социализм - что они целиком сдают все учение о классовой борьбе, целиком отрекаются от него и фактически переходят в лагерь буржуазии, пытаясь совместить диктатуру буржуазии с диктатурой пролетариата. Это звучит невероятно, но это факт.
В виде редкого исключения, нам удалось теперь в Москве получить довольно много, хотя и разрозненных,
* См. настоящий том, стр. 301-309. Ред.
390 В. И. ЛЕНИН
иностранных газет, так что является возможность несколько подробнее восстановить - хотя, конечно, далеко не полную - историю колебаний господ «независимых» в самом главном, теоретическом и практическом, вопросе современности. Это - вопрос об отношении диктатуры (пролетариата) к демократии (буржуазной) или Советской власти к буржуазному парламентаризму.
В своей брошюре «Диктатура пролетариата» (Wien. 1918) господин Каутский писал, что «советская организация есть одно из важнейших явлений нашего времени. Она обещает приобрести решающее значение в великих решительных битвах между капиталом и трудом, к которым мы идем навстречу» (стр. 33 брошюры Каутского). И он добавлял, что большевики сделали ошибку, превратив Советы из «боевой организации одного класса» в «государственную организацию» и тем «уничтожив демократию» (там же).
В своей брошюре «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (Петроград и Москва. 1918) я подробно разобрал это рассуждение Каутского и показал, что оно содержит в себе полное забвение самых основ учения марксизма о государстве*. Ибо государство (всякое, в том числе и самая демократическая республика) есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим. Называть Советы боевой организацией класса и отрицать за ними право превращаться в «государственную организацию» значит на деле отрекаться от азбуки социализма, объявлять или защищать неприкосновенность буржуазной машины для подавления пролетариата (то есть буржуазно-демократической республики, буржуазного государства), значит фактически переходить в лагерь буржуазии.
Нелепость позиции Каутского так бьет в глаза, натиск рабочих масс, требующих Советской власти, так силен, что Каутскому и каутскианцам пришлось позорно отступать, путаться, ибо честно признаться в ошибке они оказались не в состоянии.
* См. Сочинения, 5 изд., том 37, стр. 235-338. Ред.
ГЕРОИ БЕРНСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА 391
9-го февраля 1919 года в газете «Свобода» («Freiheit»), органе «независимых» (от марксизма, но вполне зависимых от мелкобуржуазной демократии) социал-демократов Германии, появляется статья господина Гильфердинга, который уже требует превращения Советов в государственные организации, но наряду с буржуазным парламентом, с «Национальным собранием», вместе с ним. 11-го февраля 1919 г. в воззвании к пролетариату Германии вся «независимая» партия принимает этот лозунг (следовательно, и господин Каутский, побивающий свои заявления, сделанные им осенью 1918 года).
Эта попытка совместить диктатуру буржуазии с диктатурой пролетариата есть полное отречение и от марксизма и от социализма вообще, есть забвение опыта русских меньшевиков и «социалистов-революционеров», которые с 6 мая 1917 г. до 25 октября 1917 г. (старого стиля) проделали «опыт» сочетания Советов как «государственной организации» с буржуазной государственностью и позорно провалились на этом опыте.
На партийном съезде «независимцев» (в начале марта 1919 г.) вся партия встала на эту позицию премудрого соединения Советов с буржуазным парламентаризмом. Но вот № 178 «Свободы» от 13 апреля 1919 г. («Приложение») сообщает, что фракция «независимцев» на II съезде Советов предложила резолюцию:
«Второй съезд Советов становится на почву советской системы. Согласно этому, политическое и хозяйственное устройство Германии должно базироваться на организации Советов. Советы рабочих депутатов суть призванное представительство трудящегося населения во всех областях политической и хозяйственной жизни».
А наряду с этим та же фракция предложила съезду проект «директив» (Richtlinien), в которых читаем:
«Всю политическую власть имеет съезд Советов... Право избирать и быть избранным в Советы имеют, без различия пола, те, кто выполняет общественно необходимую и полезную работу без эксплуатации чужой рабочей силы...».
Мы видим, следовательно, как «независимые» вожди оказались жалкими мещанами, всецело зависимыми от филистерских предрассудков наиболее отсталой части пролетариата. Осенью 1918 года эти вожди, устами
392 В. И. ЛЕНИН
Каутского, отрекаются от всякого превращения Советов в государственные организации. В марте 1919 года они сдают эту позицию, плетясь в хвосте рабочей массы. В апреле 1919 года они опрокидывают решение своего съезда, переходя целиком на позицию коммунистов: «Вся власть Советам».
Не многого стоят такие вожди. Быть показателем настроения наиболее отсталой части пролетариата, идущей позади, а не впереди авангарда, для этого вожди не нужны. И при такой бесхарактерности, с которой они меняют свои лозунги, эти вожди ничего не стоят. К ним нельзя питать доверия. Они будут всегда балластом, отрицательной величиной в рабочем движении.
Наиболее «левый» из них некий господин Деймиг (Däumig) рассуждал на съезде партии (см. «Свободу» от 9 марта) следующим образом:
«... Деймиг заявляет, что его ничто не отделяет от требования коммунистов: «Вся власть Советам рабочих депутатов». Но он должен обратиться против практически проводимого путчизма партии коммунистов, и против византинизма, который они проявляют по отношению к массам, вместо того, чтобы воспитывать их. Путчистское, раздробленное поведение не может повести вперед...».
Путчизмом немцы называют то, что старые революционеры в России лет 50 тому назад называли «вспышками», «вспышкопускательством», устройство мелких заговоров, покушений, восстаний и т. п.
Обвиняя коммунистов в «путчизме», господин Деймиг доказывает этим только свой «византинизм», свою лакейскую услужливость по отношению к филистерским предрассудкам мелкой буржуазии. «Левизна» подобного господина, который повторяет «модный» лозунг из трусости перед массой, не понимая массового революционного движения, не стоит ломаного гроша.
В Германии идет могучая волна стихийного стачечного движения. Неслыханный подъем и рост пролетарской борьбы, превышающий, видимо, то, что было в России в 1905 году, когда стачечное движение достигло невиданной еще в мире высоты. Говорить о «вспышкопускательстве» пред лицом такого движения
ГЕРОИ БЕРНСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА 393
значит быть безнадежным пошляком и лакеем филистерских предрассудков.
Господа филистеры, с Деймигом во главе, мечтают, вероятно, о такой революции (если вообще есть в их головах хоть какая-нибудь идея насчет революции), когда бы массы поднялись сразу и вполне организованно.
Таких революций не бывает и быть не может. Капитализм не был бы капитализмом, если бы он не держал миллионные массы трудящихся, громадное большинство их в угнетении, забитости, нужде, темноте. Капитализм не может рухнуть иначе, как чрез посредство революции, поднимающей в ходе борьбы незатронутые раньше массы. Стихийные взрывы при нарастании революции неизбежны. Ни одной революции без этого не было и быть не может.
Что коммунисты потворствуют стихийности, это лганье господина Деймига, совершенно такого же сорта лганье, как то, которое мы слышали много раз от меньшевиков и эсеров. Коммунисты не потворствуют стихийности, не стоят за разрозненные вспышки. Коммунисты учат массы организованному, цельному, дружному, своевременному, зрелому выступлению. Филистерским клеветам господ Деймига, Каутского и К 0 не опровергнуть этого факта.
Но филистеры не способны понять, что коммунисты считают - и вполне правильно - своим долгом быть с борющимися массами угнетенных, а не с стоящими в сторонке и выжидающими трусливо героями мещанства. Когда массы борются, ошибки в борьбе неизбежны: коммунисты, видя эти ошибки, разъясняя их массам, добиваясь исправления ошибок, неуклонно отстаивая победу сознательности над стихийностью, остаются с массами. Лучше быть с борющимися массами, в ходе борьбы освобождающимися постепенно от ошибок, чем с интеллигентиками, филистерами, каутскианцами, выжидающими в сторонке «полной победы», - вот истина, которой господам Деймигам понять не дано.
Тем хуже для них. Они уже вошли в историю всемирной пролетарской революции как трусливые мещане, реакционные нытики, вчерашние слуги
394 В. И. ЛЕНИН
Шейдеманов, сегодняшние проповедники «социального мира», все равно прячется ли эта проповедь под видом соединения учредилки с Советами или под видом глубокомысленного осуждения «путчизма».
Рекорд побил в деле замены марксизма реакционно-мещанским нытьем господин Каутский. Он тянет одну ноту: оплакивает происходящее, жалуется, плачет, ужасается, проповедует примирение! Всю жизнь сей печального образа рыцарь писал о классовой борьбе и о социализме, а когда дошло дело до максимального обострения классовой борьбы и до кануна социализма, наш мудрец растерялся, расплакался и оказался дюжинным филистером. В № 98 газеты венских предателей социализма, Аустерлицей, Реннеров, Бауэров («Рабочая Газета», 9 апреля 1919 г., Вена, утренний выпуск), Каутский в сотый, если не в тысячный, раз сводит вместе свои ламентации.
«... Экономическое мышление и экономическое понимание, - плачется он, - выбито из голов у всех классов... Долгая война приучила широкие слои пролетариата к полному пренебрежению экономическими условиями и к твердой вере во всемогущество насилия...»
Это - два «пунктика» нашего «весьма ученого» человека! «Культ насилия» и крах производства - вот из-за чего он, вместо анализа реальных условий классовой борьбы, сбился на привычное, старинное, исконное мещанское нытье. «Мы ожидали, - пишет он, - что революция придет как продукт пролетарской классовой борьбы... а революция пришла вследствие военного краха господствующей системы, и в России и в Германии...»
Другими словами: сей мудрец «ожидал» революции мирной! Это великолепно!
Но господин Каутский растерялся до того, что забыл, как он же сам писал раньше, когда был марксистом, о том, что война, весьма вероятно, будет поводом к революции. Теперь, вместо трезвого, безбоязненного анализа, какие изменения форм революции неизбежны вследствие войны, наш «теоретик» оплакивает свои разбитые «ожидания»!
ГЕРОИ БЕРНСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА 395
«... Пренебрежение экономическими условиями со стороны широких слоев пролетариата»!
Какой жалкий вздор! Как хорошо знакома нам эта мещанская песенка по меньшевистским газетам эпохи Керенского!
Экономист Каутский забыл, что когда страна разорена войной и доведена до края гибели, то главным, основным, коренным «экономическим условием» является спасение рабочего. Если рабочий класс будет спасен от голодной смерти, от прямой гибели, тогда можно будет восстановить разрушенное производство. А чтобы спасти рабочий класс, нужна диктатура пролетариата, единственное средство помешать сваливанию тяжестей и последствий войны на плечи рабочих.
Экономист Каутский «забыл», что вопрос о распределении тягостей поражения решается классовой борьбой и что классовая борьба в обстановке совершенно измученной, разоренной, голодной, гибнущей страны неизбежно меняет свои формы. Это уже классовая борьба не за долю в производстве, не за ведение производства (ибо производство стоит, угля нет, железные дороги перепорчены, война выбила людей из колеи, машины изношены и прочее и так далее), а за спасение от голода. Только дурачки, хотя бы и весьма «ученые», могут при таком положении «осуждать» «потребительский, солдатский» коммунизм и высокомерно поучать рабочих важности производства.
Надо сначала, прежде всего, в первую голову спасти рабочего. Буржуазия хочет сохранить свои привилегии, свалить все последствия войны на рабочего, а это значит уморить рабочих голодом.
Рабочий класс хочет спастись от голода, а для этого надо наголову разбить буржуазию, обеспечить сначала потребление, хотя бы самое скудное, ибо иначе не дотянуть полуголодного существования, не додержаться до той поры, когда можно будет снова пустить в ход производство.
«Думай о производстве!» говорит сытый буржуа изголодавшемуся и обессиленному от голода рабочему, и Каутский, повторяя эти песни капиталистов якобы
396 В. И. ЛЕНИН
под видом «экономической науки», целиком превращается в лакея буржуазии.
А рабочий говорит: пусть буржуазия посидит тоже на полуголодном пайке, чтобы труженики могли оправиться, могли не погибнуть. «Потребительский коммунизм» есть условие спасения рабочего. Ни перед какими жертвами нельзя останавливаться для спасения рабочего! По полфунта капиталистам, по фунту рабочим - вот как надо выбираться из голодной полосы, из разорения. Потребление изголодавшегося рабочего есть основа и условие восстановления производства.
С полным правом Цеткина заявила Каутскому, что он
«скатывается к буржуазной политической экономии. Производство для человека, а не наоборот...»
Совершенно такую же зависимость от мелкобуржуазных предрассудков обнаружил независимый господин Каутский, оплакивая «культ насилия». Когда большевики указывали еще в 1914 году, что империалистская война превратится в гражданскую войну, тогда господин Каутский молчал, сидя в одной партии с Давидом и К 0 , объявляющими это предвидение (и этот лозунг) «безумием». Каутский абсолютно не понял неизбежности превращения империалистской войны в гражданскую, а теперь свое непонимание сваливает на обе борющиеся в гражданской войне стороны! Разве это не образец реакционного мещанского тупоумия?
Но если в 1914 году непонимание того, что империалистская война неизбежно должна превратиться в гражданскую, было только мещанским тупоумием, то теперь, в 1919 году, это уже нечто худшее. Это измена рабочему классу. Ибо гражданская война и в России, и в Финляндии, и в Латвии, и в Германии, и в Венгрии есть факт . Сотни и сотни раз признавал Каутский в своих прежних произведениях, что бывают исторические периоды, когда классовая борьба неизбежно превращается в гражданскую войну. Это наступило, и Каутский оказался в лагере колеблющейся, трусливой мелкой буржуазии.
ГЕРОИ БЕРНСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА 397
«...Дух, одушевляющий Спартака, есть, в сущности, дух Людендорфа... Спартак достигает не только гибели своего дела, но и усиления политики насилия со стороны социалистов большинства. Носке есть антипод Спартака...»
Эти слова Каутского (из его статьи в венской «Рабочей Газете») до того бесконечно тупы, низки и подлы, что достаточно указать на них пальцем. Партия, которая терпит у себя таких вождей, есть гнилая партия. Бернский Интернационал, к которому принадлежит господин Каутский, должен быть оценен нами по достоинству, с точки зрения этих слов Каутского, как желтый Интернационал.
Как курьез приведем еще рассуждение господина Гаазе в статье об «Интернационале в Амстердаме» («Свобода», 4 мая 1919 года). Господин Гаазе хвастается тем, что по вопросу о колониях предложил резолюцию, по которой «союз народов, организованный по предложениям Интернационала,., имеет задачей, до осуществления социализма...» (это заметьте!) «... управлять колониями в первую голову в интересах туземцев, а затем в интересах всех народов, объединенных в союзе народов...»
Не правда ли, перл? До осуществления социализма управлять колониями будет, согласно резолюции сего мудреца, не буржуазия, а какой-то добренький, справедливенький, сладенький «союз народов»!! Чем это отличается практически от подкрашиванья самого гнусного капиталистического лицемерия? И это - «левые» члены бернского Интернационала...
Чтобы читатель нагляднее мог сравнить всю тупость, низость и гнусность писаний Гаазе, Каутского и К 0 с реальной обстановкой в Германии, приведу еще одну небольшую цитату.
398 В. И. ЛЕНИН
ценность ее равна нулю. Но как наблюдатель, Вальтер Ратенау вынужден признать следующее:
«... Мы, народ поэтов и мыслителей, по своему побочному занятию (im Nebenberuf) являемся филистерами...»
«... Идеализм есть теперь только у крайних монархистов и у спартакистов...»
«Истина без прикрас такова: мы идем к диктатуре, пролетарской или преторианской» (стр. 29, 52, 65).
Этот буржуа мнит себя, видимо, столь же «независимым» от буржуазии, как господа Каутский и Гаазе мнят себя «независимыми» от мещанства и филистерства.
Но Вальтер Ратенау на две головы выше Карла Каутского, ибо второй хныкает, трусливо прячась от «истины без прикрас», а первый признает ее прямо.
Напечатано в июне 1919 г. в журнале «Коммунистический Интернационал» № 2.
Подпись: Ленин
Печатается по рукописи
Hilferding, Rudolf) - выдающийся представитель так называемой австро-марксистской школы. В 1909 г. выпустил получившую большую известность книгу "Финансовый капитал". По отзыву Ленина "это сочинение представляет собой в высшей степени ценный теоретический анализ новейшей фазы в развитии капитализма". Во время войны Гильфердинг был в умененной оппозиции, возглавляя, наряду с Каутским, германскую независимую с.-д. партию. В октябре 1920 г., во время раскола на партейтаге в Галле, Гильфердинг оказался в рядах правого меньшинства, отказавшегося от слияния с компартией. С 1922 г., после слияния его партии с шейдемановцами, Гильфердинг настолько эволюционировал впрова, что сейчас выполняет обязанности вождя объединенной партии. В конце 1923 г. Гильфердинг, ранее решительно боровшийся против участия с.-д. в буржуазных правительствах, сам входит в качестве министра финансов в коалиционный кабинет Штреземана, стремившийся спасти германскую буржуазию от назревающих революционных событий. С лета 1924 г. Гильфердинг редактирует новый журнал "Gesellschaft", наглядно иллюстрирующий ренегатство Гильфердинга и его полный теоретический отказ от революционного марксизма. /Т. 13/
Отличное определение
Неполное определение ↓
ГИЛЬФЕРДИНГ РУДОЛЬФ
Hilferding), Рудольф (10 авг. 1877 – 10 февр. 1941) – один из лидеров герм. с.-д-тии и 2-го Интернационала, теоретик австромарксизма, перешедший на позиции социал-реформизма. В 1906–15 Г. – редактор центр. органа герм. с.-д-тии "Vorw?rts", занимал центристскую, каутскианскую позицию, отстаивая единство с социал-шовинистами. После Октябрьской революции Г. – враг Сов. власти, пролетарской диктатуры. Прикрываясь левыми фразами, содействовал удушению революц. движения в Германии. Являясь фактич. лидером герм. "независимой с.-д. партии" и редактором ее центр. органа "Freiheit" (1918–22), Г. поддерживал тактику соглашения с шейдемановцами. После объединения в 1922 "независимых" с партией шейдемано-цев Г. дважды был мин. финансов в коалиц. бурж. пр-вах. В 1933 эмигрировал во Францию. В своих теоретич. работах Г. выступал гл. обр. как. экономист. В работе "Бем-Баверк, как критик Маркса" ("B?hm-Bawerks Marx – Kritik", в кн.: Marx-Studien, Bd 1, 1904, рус. пер. 1920, 1923) Г. критиковал бурж. экономистов, пытавшихся опровергнуть систему Маркса, однако он "защищал" Маркса как неокантианец, нередко подменяя материалистич. диалектику кантианством и махизмом. Наиболее крупное произв. Г. – "Финансовый капитал" ("Das Finanzkapital", 1910, рус. пер. 1912, 1925 и 1959). Ленин, характеризуя эту работу как ценный теоретич. анализ "новейшей фазы в развитии капитализма", одновременно подчеркнул свойственную Г. "известную склонность к примирению марксизма с оппортунизмом" (Соч., 4 изд., т. 22, с. 183). Развитая Г. теория фин. капитала как господства банков над пром-стью содержит ряд извращений в понимании сущности империализма. Г. не рассматривал монополистич. характер совр. капитализма как осн. особенность империализма, выделяя изменившуюся роль ден. капитала. Его теория денег является разновидностью бурж. номиналистич. теории денег. Рассматривая теорию кредита, Г. ревизовал открытый Марксом закон тенденции нормы прибыли к понижению. Игнорируя раздел мира, значение паразитизма и загнивания капитализма в период империализма, Г. оппортунистически пытался смягчить остроту и глубину капиталистич. противоречий. Он извратил марксистскую теорию кризисов и выдвинул положение о том, что кризисы постепенно смягчаются. После 1-й мировой войны Г. стал апологетом теории т.н. "организованного капитализма" и "хозяйственной" демократии. Он писал о росте "мирных" тенденций в политике империалистич. гос-в. Г. абсолютно безосновательно считал, что империалистич. война уничтожила возможность дальнейших войн и создала одновременно внутр. условия, устраняющие опасность революции; что концентрация и централизация капитала, рост трестов и картелей приводят к устранению конкуренции, анархии произ-ва, кризисов; что "организованный капитализм" означает переход капиталистов к социалистич. принципу планового произ-ва. Поэтому задачу Г. видел в том, чтобы с помощью сознат. обществ. регулирования преобразовать капиталистич. х-во в х-во, руководимое "демократическим государством", к-рое Г., игнорируя классовую природу гос-ва, изображал как орган осуществления социализма. Для этого, по Г., нужно только завоевать путем пропаганды большинство и прибегать к коалиц. политике с буржуазией. "Теории" Г. оправдывали "деловое сотрудничество" с буржуазией и способствовали наступлению монополистич. капитала на рабочий класс. Оппортунистич. теория "организованного капитализма" Г. была подхвачена ревизионистами 2-го Интернационала, троцкистами, бухаринцами и др. Ленин подверг "теории" Г. уничтожающей критике. Люди типа Г. осуществляют "влияние буржуазии на пролетариат и з в н у т р и рабочего движения, и з в н у т р и социалистических партий..." (Ленин В. И., Соч., 4 изд., т. 31, с. 256). Лит.: Ленин В. И., Империализм, как высшая стадия капитализма, Соч., 4 изд., т. 22 (Предисловие к франц. и нем. изданиям и главы 1, 3, 8 и 9); его же, Третий Интернационал и его место в истории, там же, т. 29; его же, Герои бернского Интернационала, там же; его же, Как. буржуазия использует ренегатов, там же, т. 30; его же, Тетради по империализму, [М.], 1939. А. Мысливченко. Москва.
4. Марксистская теория империализма и ее вариации (р. Гильфердинг, р. Люксембург, к. Каутский, н. Бухарин, в. Ленин)
Неминуемое приближение в конце XIX - начале XХ в. войны между сильнейшими капиталистическими державами за колониальный раздел и передел мира, обусловившее появление геополитических концепций, в марксизме нашло отражение в теории империализма. Собственно говоря, своим происхождением она не обязана марксизму. Происхождение понятия “империализм” обычно связывается с древним Римом. Оно обозначает политику, с помощью которой государство стремится расширить свое могущество, политическое или экономическое влияние в ущерб другим государствам. В XIX веке понятие “империализм” утвердилось в английском языке примерно к 80-м годам. Марксистской теории империализма предшествовала британская империалистическая идеология и ее критический анализ либеральными экономистами.
Ярым идеологом империализма стал в конце прошлого столетия английский финансовый король, колониальный политик и администратор Сесиль Родс, один из главных виновников англо-бурской войны 1899-1902 гг., чьим именем была названа колония Родезия. По словам одного английского журналиста, близкого друга С. Родса, тот так объяснял ему в 1895 г. необходимость империализма: “Я был вчера в лондонском Ист-Энде (рабочий квартал) и посетил одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: хлеба, хлеба!, я, идя домой и размышляя о виденном, убедился более, чем прежде, в важности империализма. … Моя заветная идея есть решение социального вопроса, именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединенного Королевства от убийственной гражданской войны, мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами” .
Британская империалистическая идеология по сути своей соответствовала геополитическим концепциям “жизненного пространства”. Отвергая ее, либеральный экономист и журналист Джон Аткинсон Гобсон опубликовал в 1902 г. в Лондоне свой труд “Империализм”, написанный в результате его поездки в Южную Африку во время англо-бурской войны. Эту книгу использовал В. Ленин в работе “Империализм, как высшая стадия капитализма”, написанную в 1916 г.
Прописной истиной стало в советское время утверждение, что В. Ленин создал марксистскую теорию империализма. В действительности ее принципиальные положения и основные идеи до него были изложены немецкими социал-демократами Р. Гильфердингом, Р. Люксембург, К. Каутским (а также австрийским социал-демократом О. Бауэром) и Н. Бухариным, предисловие к брошюре которого “Мировое хозяйство и империализм”, опубликованной в 1915 г. , написал В. Ленин.
Марксистская теория империализма носит экономический характер, но в ней содержится и теория международных отношений определенного исторического периода - конца XIX - начала XX в. В тот период международные отношения, как никогда ранее, стали определяться экономическими процессами капитализма. Капитализм достиг небывалой концентрации производства и капиталов, названной Р. Гильфердингом “монополистической”. Развивался процесс бурной интернационализации капитала и одновременно развернулась острая конкурентная борьба на мировом рынке. Обе эти противоположные тенденции воздействовали на международные отношения империалистической эпохи, но преобладающей тогда стала борьба капиталистических держав за колонии и сферы влияния с целью расширить рынки и подчинить их экспортом капитала. Если Д. Гобсон считал империализм “переходной болезнью” рыночной экономики, то марксистские теоретики в работах начала века сочли эти противоречия закономерными для капитализма, вступившего в особую фазу.
В 1910 г. Р. Гильфердинг (1877-1941), опубликовавший в Вене работу “Финансовый капитал”, показал, что финансовый капитал, образовавшийся путем слияния банковского и промышленного, стремился подчинить себе государство и использовать его силу “для того, чтобы проводить политику экспансии и присоединять новые колонии” . Экспорт капитала с целью ослабления действия кризисов внутри страны становился средством подчинения бедных и отсталых стран странами, богатыми капиталом. Р. Гильфердинг отмечал, что финансовый капитал вооружался национальной идеей, которая в таких условиях “уже не признает права каждой нации на политическое самоопределение и независимость” . Интересно, что марксистский анализ привел Р. Гильфердинга к оценкам международных отношений вполне в духе “классического” их объяснения: “Идеал теперь – обеспечить собственной нации господство над миром, стремление столь же безграничное, как стремление капитала к прибыли, из которого оно возникает. Капитал становится завоевателем мира. … В то же время рост силы рабочих укрепляет стремление капитала еще больше усилить государственную власть в качестве гарантии против пролетарских требований. Так возникает идеология империализма, идущая на смену идеалам старого либерализма. Она высмеивает наивность последнего. Какая иллюзия в мире капиталистической борьбы, где все решается исключительно превосходством оружия, верить в гармонию интересов! Какая иллюзия ожидать царства вечного мира, возвещать о международном праве, когда судьбы народов решаются только силой. Какая глупость стремиться к тому, чтобы регулирование правовых отношений внутри государств перенести за пределы государственных границ” .
Весьма примечательно, что характеризуя стремление индивидуального капиталиста к возможно большей прибыли как основной принцип его экономических действий, автор “Финансового капитала” ссылался на Т. Гоббса, объяснявшего подобное стремление “постоянной и неустанной жаждой умножать власть властью” . Иными словами, империализм по Гильфердингу еще более укреплял в международной сфере отношения насилия и подчинения, описанные автором “Левиафана”.
Ту же точку зрения высказывала и Р. Люксембург (1870-1919), считавшая, что при “все усиливающейся конкуренции между капиталистическими странами за приобретение некапиталистических областей растет энергия империализма и обостряются применяемые им методы насилия” . Р. Люксембург считала империализм “политическим выражением процесса накопления капитала в конкурентной борьбе за остатки некапиталистической мировой среды, на которые никто еще не наложил своей руки” . Она доказывала, что “тенденция капитализма превратиться в мировую форму производства разбивается об его имманентную неспособность охватить все мировое производство” , поскольку капитализм не может существовать без других хозяйственных форм, составляющих ее среду и питательную почву: “Чем больше насилия проявляет капитал, когда он посредством милитаризма уничтожает во всем мире и в своей родной стране существование некапиталистических слоев и ухудшает условия существования всех трудящихся масс, тем скорее история современного капиталистического накопления на мировой арене превращается в непрерывную цепь политических и социальных катастроф и конвульсий, которые вместе с периодическими хозяйственными катастрофами в форме кризисов делают невозможным продолжение накопления” .
Таким образом, Р. Гильфердинг и Р. Люксембург утверждали, что империалистические противоречия неразрешимы в рамках капитализма и могут быть устранены не иначе, как “применением основ социалистического хозяйства” (Р. Люксембург), когда “в мощном столкновении враждебных интересов диктатура магнатов капитала превращается, наконец, в диктатуру пролетариата” (Р. Гильфердинг).
Иную точку зрения на империализм изложил лидер германской социал-демократии К. Каутский (1854-1938). Обращая большее внимание на интернационализацию капиталов, чем Р. Люксембург и Р. Гильфердинг, он высказал гипотезу о наступлении вслед за империализмом так называемого “ультраимпериализма”. Он считал вероятным образование “мирового картеля”, т.е. объединения капиталистических держав. К. Каутский считал, что капитализм достаточно рационально устроен для того, чтобы адаптироваться и разрешать свои противоречия не войной, а мирным путем, соглашениями. Весной 1915 г., когда уже бушевала Первая мировая война, подтвердившая экономические доказательства ее неотвратимости, он по- прежнему придерживался гипотезы “ультраимпериализма”: “Не может ли теперешняя империалистская политика быть вытеснена новою, ультраимпериалистскою, которая поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собою общую эксплуатацию мира интернационально-объединенным финансовым капиталом? Подобная новая фаза капитализма во всяком случае мыслима. Осуществима ли она, для решения этого нет еще достаточных предпосылок” .
Это предположение о “мирном” развитии империализма вызвало бурную реакцию В. Ленина, разразившегося критикой “глупеньких побасенок” и “бессодержательнейших разговоров Каутского об ультраимпериализме” , в существенной степени благодаря которым, кстати говоря, и появилась ленинская брошюра по империализму. Справедливости ради стоит отметить, что сам Ленин писал ее как “популярный очерк”, объясняющий экономическую сущность империализма и происхождение Первой мировой войны. В. Ленин (1870-1924) придал более категоричные формы марксистской теории империализма, сформировав известные его пять признаков 160 , суть которых сводилась к определению империализма как монополистической стадии, на которой “начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами” . Поскольку противоречия империализма коренятся в самой его природе, постольку “в какой бы форме “интеримпериалистские” или “ультраимпериалистские” союзы ни заключались, в форме ли одной империалистской коалиции против другой империалистской коалиции или в форме всеобщего союза всех империалистских держав”, они, повторял В. Ленин вывод Р. Люксембург, “являются неизбежно лишь “передышками” между войнами, разделами и переделами мира .
История XX столетия опровергла этот тезис В. Ленина, обуреваемого идеей революции, но она не вынесла однозначного вердикта в отношении его спора с К. Каутским об империализме. Можно, конечно, ограничиться констатацией очевидной ленинской ошибки насчет “умирающего” капитализма, и в этом смысле Каутский, а не Ленин оказался прав. Бурное развитие интернациональных форм капитала, могущество многонациональных, транснациональных корпораций в современном мире (См. приложение N 1), наконец, возникновение и деятельность специализированных финансовых и экономических организаций мирового масштаба, таких как Международный валютный фонд. Всемирное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), недавно преобразованное во Всемирную торговую организацию, и т. д., несомненно, свидетельствуют о развитии именно тех тенденций, которые К. Каутский имел в виду в своем предположении “ультраимпериализма”. В. Ленин ошибся не только относительно способности капитализма на империалистической стадии реформироваться и перейти на более высокие ступени развития. Он явно недооценил значение интеграционных тенденций в капиталистическом мире. Достаточно вспомнить его утверждение о том, что “Соединенные Штаты Европы, при капитализме, либо невозможны, либо реакционны” .
Тем не менее в международных отношениях XX в. проявлялись и те закономерности и противоречия, о которых говорил В. Ленин. Например, во Второй мировой войне сбылось его предсказание столкновения США и Японии: “Экономическое развитие этих стран в течение нескольких десятилетий подготовило бездну горючего материала, делающего неизбежной отчаянную схватку этих держав за господство над Тихим океаном и его побережьем. Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно” .
Взаимоотношения США, Японии и Западной Европы в послевоенный период, в особенности с 60-70-х годов, отличались жестким торгово-экономическим соперничеством. И все же в международных экономических отношениях современного капитализма преобладающей постепенно стала “мирная” тенденция, преодолевающая торговые и валютно-финансовые противоречия. Эту тенденцию иллюстрирует ежегодно проводимые с целью координации национальных экономических политик встречи глав государств и правительств “Семерки” - семи ведущих экономически развитых стран мира (США, Японии, ФРГ, Франции, Великобритании, Канады, Италии). Но глобальная стратегия промышленно развитых стран рыночной экономики не устраняет зависимости от них остального мира, а опирается на это исторически сложившееся неравенство .
Экспорт капитала, который, как отмечал Р. Гильфердинг, “ускоряет открытие чужих стран и развивает их производительные силы” , с конца XIX в. распространял сложные отношения конкуренции и взаимозависимости, подчинения и неравенства в масштабах мировой экономики.
Особое место среди марксистских концепций империализма занимает интерпретация его Н. Бухариным (1888-1938). В определенном смысле он обращал еще большее внимание на процессы интернационализации капитала, чем К. Каутский, не говоря об остальных марксистских теоретиках. В то время как Р. Гильфердинг писал о том, что “мировой рынок все более расчленяется на отдельные государственно разграниченные хозяйственные территории” , Н. Бухарин, напротив, считал, что “национально- хозяйственные организмы” давно уже не представляют из себя замкнутого целого, а “составляют лишь части гораздо более крупной сферы, мирового хозяйства” .
Он определил мировое хозяйство как “систему производственных отношений и соответствующих ей отношений обмена в мировом масштабе” . Связанность стран в процессе международного товарообмена, замечал Н. Бухарин, “проявляется прежде всего в факте мировых цен и мирового рынка”, когда уровень этих цен уже не определяется только издержками какого-либо национального хозяйства, а выравнивается интернационально, с помощью телеграфа.
Более чем кто-либо другой среди марксистских теоретиков империализма Н. Бухарин отмечал роль технического прогресса в складывании мирового хозяйства: “Чем более развиты средства транспорта, чем быстрее и интенсивнее происходит движение товаров, тем скорее идет процесс сращивания отдельных локальных и “национальных” рынков, тем скорее растет единый производственный организм мирового хозяйства” . В доказательство он приводил впечатляющую статистику возрастания с “поразительной быстротой” длины рельсовых путей в конце XIX - XX в., увеличения тоннажа торгового флота, расширения телеграфной сети, в особенности путем прокладки подводных кабелей, общая длина которых достигла к 1913 г. 515578 км. Он констатировал совершенную неверность положения В. Зомбарта об “убывающем значении интернациональных связей” в экономике. Н. Бухарин отмечал, что только за 1903-1911 гг. международная торговля увеличилась на 50% .
На этом основании он делал следующий вывод: “Эта связанность стран в процессе обмена отнюдь не имеет характера простой случайности: она является уже необходимым условием дальнейшего общественного развития, причем международный обмен превращается в закономерный процесс экономической жизни” .
Признав, что процесс интернационализации хозяйственной жизни при империализме обусловлен объективным ходом общественного развития, техническим прогрессом, Н. Бухарин, однако, доказывал, что этому процессу противостоит “еще более сильная тенденция к национализации капитала и замыканию в государственные границы” , поскольку выгода “национальных” групп буржуазии от продолжения конкретной борьбы “суть гораздо большая величина, чем убыток от потерь, с ними связанных” .
По Бухарину, “ультраимпериализм” абстрактно возможен как “мирный”, но реально “мировой капитализм будет идти по направлению ко всеобщему государственному тресту через поглощение слабых” , и, как образно выражался “ценнейший и крупнейший теоретик” партии, каким его назвал сам большевистский вождь, “прекратить эту борьбу “домашними средствами”, т.е. не социальной революцией, - это значило бы стрелять в слона горохом” .
На наш взгляд, именно анализ Н. Бухариным тенденций экономической интернационализации и вывод о складывании мирового хозяйства составляют наиболее сильную сторону его интерпретации империализма, а не скороговоркой провозглашенный заключительный тезис о том, что “рабочий класс восстанет против системы” (империализма - Г. Н.).
Понятно, что революционная теория, как основная матрица в анализе, моделировала бухаринскую концепцию империализма, не вполне согласующуюся с представлениями о растущей взаимосвязанности мировой капиталистической экономики. Показав ее как единый организм, “особую среду”, Н. Бухарин по существу предугадал главенствующую тенденцию мирового экономического развития. Более того, он был одним из первых теоретиков, кто (наряду с Р. Гильфердингом) сформулировал понятие “центра мировой производственной системы” (“несколько сплоченных, организованных хозяйственных тел, или “великие цивилизованные державы”) и “периферии” (“периферия стран неразвитых, с полуаграрным или аграрным строем”) .
