Слава пришла к Державину внезапно в 1783 году, когда в первом номере журнала «Собеседник любителей российского слова» была напечатана его ода «Фелица». Стихотворение, обращенное к Екатерине II, понравилось императрице, автор был награжден золотой табакеркой и 500 червонцами.
Происходило это в пору нарастающего кризиса классицизма, когда ода себя изживала. Правила нормативной поэтики обязывали следовать образцам (реально в России – подражать одам Ломоносова).
Державин же выступил дерзким разрушителем эстетической системы классицизма, смелым новатором, открывшим русской поэзии новые пути.
Что же сделал Державин? «Путь непротоптанный и новый ты избрал». И на этом пути проявилась его оригинальность: сохраняя высокую тему – воспевая «добродетели» императрицы, - он отказался от риторики и простым слогом выразил свое личное отношение к Екатерине II и ее окружению: «Ты простотой умел себя средь нас вознесть».
Его ранние оды, в особенности знаменитая «Фелица», также заключают в себе нагнетание торжественных восхвалений царицы за высокую добродетельность ее правления. Из 26 десятистиший «Фелицы» (лирическая медитация в 260 стихов») 19 выражают такие растянутые и во многом однообразные восхваления.
Но автор этой оды начал творить в то время, когда сверхличность гражданского мышления, свойственная «ортодоксальному» классицизму, стала уже утрачиваться, когда в нем уже возникала дифференциация личного начала, возбуждаемого начавшимся кризисом старого сословного общества и его власти. Это приводило к существенным сдвигам в сфере художественного «миросозерцания», к преодолению его гражданско-моралистической отвлеченности и, в частности, к значительному усилению предметной изобразительности в жанре гражданской оды. Державин и выступил здесь как поэт-новатор – он поразил своих современников введением в этот «высокий» и торжественный жанр мотивов юмористического изображения частной жизни.
В «Фелице» после 4 строф вступления и первых восхвалений строгой жизни царицы, по контрасту с ними, следуют 7 строф, содержащих слегка насмешливое изображение вольной и беззаботной жизни самого лирического субъекта, одного из приближенных царицы, а в намеках – и ее вельмож. В этих строфах предметная изобразительность возникает при воспроизведении отдельных моментов привольной жизни вельможей, она явно преобладает над медитативностью. Но она все же подчинена общей иронической интонации описания. И даже синтаксически целых пять строф такого описания связаны между собой анафорическими повторами союза «или» («Или в пиру я пребогатом, // Где праздник для меня дают, // Где блещет стол сребром и златом, // Где тысячи различных блюд…», «Или средь рощицы прекрасной, // В беседке, где фонтан шумит…» и т.д.). А далее, развивая тот же контраст, поэт вновь обращается к длинным, нагнетенным и торжественным славословиям царице и ведет их в отвлеченно-медитативном плане.
Ода «Фелица» (1782) - первое стихотворение, сделавшее имя Гаврилы Романовича Державина знаменитым, ставшее образцом нового стиля в русской поэзии.
Свое название ода получила от имени героини «Сказки о царевиче Хлоре», автором которой была сама Екатерина II Этим именем, которое в переводе с латинского значит счастье, она названа и в оде Державина, прославляющей императрицу и сатирически характеризующей ее окружение.
История этого стихотворения весьма интересна и показательна. Написано оно было за год до публикации, но сам Державин не хотел его печатать и даже скрывал авторство. И вдруг в 1783 г. Петербург облетела новость: появилась анонимная ода «Фелица», где были выведены в шуточной форме пороки известных вельмож, приближенных Екатерины II, которой ода была посвящена Петербургские жители были немало удивлены смелостью неизвестного автора. Оду старались достать, прочесть, переписать. Княгиня Дашкова, приближенная императрицы, решилась напечатать оду, причем именно в том журнале, где сотрудничала сама Екатерина II.
На следующий день Дашкова застала императрицу всю в слезах, а в руках у нее был журнал с державинской одой. Императрица поинтересовалась, кто написал стихотворение, в котором, как она сама сказала, так точно ее изобразил, что растрогал до слез. Так рассказывает эту историю Державин.
Действительно, нарушая традиции жанра хвалебной оды, Державин широко вводит в нее разговорную лексику и далее просторечия, но самое главное - рисует не парадный императрицы, а изображает ее человеческий облик Вот почему в оде оказываются бытовые сцены, натюрморт.
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом.
Классицизм запрещал соединять в одном произведении высокую оду и сатиру, относящуюся к низким жанрам. Но Державин даже не просто их сочетает в характеристике разных лиц, выведенных в оде, он делает нечто совсем небывалое для того времени. «Богоподобная» Фелица, как и другие персонажи в его оде, тоже показана обытовленно («Почасту ходишь ты пешком..»). Вместе с тем, такие подробности не снижают ее образ, а делают более реальным, человечным, как бчато точно списанным с натуры.
Но далеко не всем это стихотворение понравилось так же, как императрице. Многих современников Державина оно озадачило и встревожило. Что же было в нем такого необычного и даже опасного?
С одной стороны, в оде «Фелица» сознается вполне традиционный образ «богоподобной царевны», в котором воплощено представление поэта об идеале преосвященного монарха. Явно идеализируя реальную Екатерину II, Державин в то же время верит в нарисованный им образ:
Подай, Фелица, наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
С другой стороны, в стихах поэта звучит мысль не только о мудрости власти, но и о нерадивости исполнителей, озабоченных своей выгодой:
Везде соблазн и лесть живет.
Пашей всех роскошь угнетает.
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?
Сама по себе эта мысль не была новой, но за образами вельмож, нарисованных в оде, явно проступали черты реальных людей:
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщался нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
В этих образах современники поэта без труда узнавали фаворита императрицы Потемкина, ее приближенных Алексея Орлова, Панина, Нарышкина. Рисуя их ярке сатирические портреты, Державин проявил большую смелость - ведь любой из задетых им вельмож мог разделаться за это с автором. Только благосклонное отношение Екатерины спасло Державина.
Но даже императрице он осмеливается дать совет: следовать закону, которому подвластны как цари, так и их подданные:
Тебе единой лишь пристойно,
Царевна, свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия - согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать,
Эта любимая мысль Державина звучала смело и высказана она была простым и понятным языком. Заканчивается стихотворение традиционной хвалой императрице и пожеланием ей всех благ:
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.
Таким образом, в «Фелице» Державин выступил как смелый новатор, сочетающий стиль хвалебной оды с индивидуализацией персонажей и сатирой, внося в высокий жанр оды элементы низких стилей. Впоследствии сам поэт определил жанр «Фе-лицы» как «смешанную оду». Державин утверждал, что, в отличие от традиционной для классицизма оды, где восхвалялись государственные лица, военачальники, воспевались торжественного события, в «смешанной оде», «стихотворец может говорить обо всем».
Читая стихотворение «Фелица», убеждаешься, что Державину, действительно, удавалось вносить в поэзию смело взятые из жизни или созданные воображением индивидуальные характеры реальных людей, показанных на фоне колоритно изображенной бытовой обстановки. Это делает его стихи яркими, запоминающимися и понятными не только для людей его времени. И сейчас мы можем с интересом читать стихотворения этого замечательного поэта, отделенного от нас огромной дистанцией в два с половиной столетия.
Ода «Фелица» (1782) - первое стихотворение, сделавшее имя Гаврилы Романовича Державина знаменитым, ставшее образцом нового стиля в русской поэзии.
Свое название ода получила от имени героини «Сказки о царевиче Хлоре», автором которой была сама Екатерина и этим именем, которое в переводе с латинского значит счастье, она названа и в оде Державина, прославляющей императрицу и сатирически характеризующей ее окружение.
История этого стихотворения весьма интересна и показательна. Написано оно было за год до публикации, но сам Державин не хотел его печатать и даже скрывал авторство. И вдруг в 1783 г. Петербург облетела новость: появилась анонимная ода «Фелица », где были выведены в шуточной форме пороки известных вельмож, приближенных Екатерины II, которой ода была посвящена. Петербургские жители были немало удивлены смелостью неизвестного автора. Оду старались достать, прочесть, переписать. Княгиня Дашкова, приближенная императрицы, решилась напечатать оду, Кричем именно в том журнале, где сотрудничала сама Екатерина II.
Ha следующий день Дашкова застала императрицу всю в слезах, а в руках у нее был журнал с державинской одой. Императрица поинтересовалась, кто написал стихотворение, в котором, как она сама сказала, так точно ее изобразил, что растрогал до слез. Так рассказывает эту историю Державин.
В «Фелице » Державин выступил как смелый новатор, сочетающий стиль хвалебной оды с индивидуализацией персонажей и сатирой, внося в высокий жанр оды элементы низких стилей. Впоследствии сам поэт определил жанр «Фелицы» как «смешанную оду». Державин утверждал, что, в отличие от традиционной для классицизма оды, где восхвалялись государственные лица, военачальники, воспевались торжественного события, в «смешанной оде», «стихотворец может говорить обо всем».
Читая стихотворение «Фелица », убеждаешься, что Державину, действительно, удавалось вносить в поэзию смело взятые из жизни или созданные воображением индивидуальные характеры реальных людей, показанных на фоне колоритно изображенной бытовой обстановки. Это делает его стихи яркими, запоминающимися и понятными не только для людей его времени. И сейчас мы можем с интересом читать стихотворения этого замечательного поэта, отделенного от пас огромной дистанцией в два с половиной столетия.
Классицизм запрещал соединять в одном произведении высокую оду и сатиру, относящуюся к низким жанрам. Но Державин даже не просто их сочетает в характеристике разных лиц, выведенных в оде, он делает нечто совсем небывалое для того времени. «Богоподобная» Фелица, как и другие персонажи в его оде, тоже показана обытовленно («Почасту ходишь ты пешком...»). Вместе с тем, такие подробности не снижают ее образ, а делают более реальным, человечным, как будто точно списанным с натуры.
Но далеко ие всем это стихотворение понравилось так же, как императрице. Многих современников Державина оно озадачило и встревожило. Что же было в нем такого необычного и даже опасного?
С одной стороны, в оде «Фелица» создается вполне традиционный образ «богоподобной царевны», в котором воплощено представление поэта об идеале преосвященного монарха. Явно идеализируя реальную Екатерину II, Державин в то же время верит в нарисованный им образ:
Подай, Фелица, наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
И счастливым на свете быть?
С другой стороны, в стихах поэта звучит мысль не только о мудрости власти, но и о нерадивости исполнителей, озабоченных своей выгодой:
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?
Сама по себе эта мысль не была новой, но за образами вельмож, нарисованных в оде, явно проступали черты реальных людей:
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю:
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщался нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
В этих образах современники поэта без труда узнавали фаворита императрицы Потемкина, ее приближенных Алексея Орлова, Панина, Нарышкина. Рисуя их ярко сатирические портреты, Державин проявил большую смелость - ведь любой из задетых им вельмож мог разделаться за это с автором. Только благосклонное отношение Екатерины спасло Державина.
Но даже императрице он осмеливается дать совет: следовать закону, которому подвластны как цари, так и их подданные:
Тебе единой лишь пристойно,
Царевна, свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия - согласье
Ты можешь только созидать.
Эта любимая мысль Державина звучала смело и высказана она была простым и попятным языком.
Заканчивается стихотворение традиционной хвалой императрице и пожеланием ей всех благ:
Небесные прошу я силы,
Невидимо тебя хранят
Прослушайте оду Державина «Фелица»
Ода "Фелица"
Богоподобная царевнаКиргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает, —
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.
Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.
Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духам в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И все на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.
Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.
Или великолепным цугом
В карете англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.
Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.
Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.
Нашел,— но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.—
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?
Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле,—
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.
Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад:
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.
Слух идет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.
Неслыханное также дело,
Достойное тебя одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам,
Всегда склоняешься простить.
Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткий, ангел мирной,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить.
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.
Ты ведаешь, Фелица! правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».
Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их лить.
Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?
Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.
Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить;
Которого закон, десница
Дают и милости и суд.—
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?—
У трона разве твоего!
Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде? Смирне? Кашемире? —
Послушай, где ты ни живешь,—
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.
Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.
_____________________________________
1. Впервые ода напечатана в журнале «Собеседник», 1783, ч. 1, стр. 5, без подписи, под заглавием: «Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782». (вернуться)
Комментарий Я.Грота
1. В 1781 г. была напечатана, в небольшом числе экземпляров, написанная Екатериною для пятилетнего внука ея, великого князя Александра Павловича, Сказка о царевиче Хлоре. Хлор был сын князя, или царя киевского, во время отсутствия отца похищенный ханом киргизским. Желая поверить молву о способностях мальчика, хан ему приказал отыскать розу без шипов. Царевич отправился с этим поручением. Дорогой попалась ему на встречу дочь хана, веселая и любезная Фелица. Она хотела идти провожать царевича, но ей помешал в том суровый муж ея, султан Брюзга, и тогда она выслала к ребенку своего сына, Рассудок. Продолжая путь, Хлор подвергся разным искушениям, и между прочим его зазвал в избу свою мурза Лентяг, который соблазнами роскоши старался отклонить царевича от предприятия слишком трудного. Но Рассудок насильно увлек его далее. Наконец они увидели перед собой крутую каменистую гору, на которой растет роза без шипов, или, как один юноша объяснил Хлору, добродетель. С трудом взобравшись на гору, царевич сорвал этот цветок и поспешил к хану. Хан отослал его вместе с розой к киевскому князю. «Сей обрадовался столько приезду царевича и его успехам, что забыл всю тоску и печаль.... Здесь сказка кончится, а кто больше знает, тот другую скажет».
Эта сказка подала Державину мысль написать оду к Фелице (богине блаженства, по его объяснению этого имени): так как императрица любила забавные шутки, говорит он, то ода эта и была написана во вкусе ея, на счет ея приближенных.
2. Поэт назвал Екатерину киргиз-кайсацкою царевною потому, что у него были деревни в тогдашней Оренбургской области, по соседству с киргизскою ордою, подвластною императрице. Ныне эти имения находятся в Бузулуцком уезде Самарской губернии.
Комментарий В.А.Западова
3. Меня меня твой сын препровождает. – В сказке Екатерины Фелица дала в проводники царевичу Хлору своего сына Рассудок.
4. Мурзам твоим не подражая – т. е. придворным, вельможам. Слово «мурза» употребляет Державин в двух планах. Когда мурза говорит о Фелице, то под мурзой подразумевается автор оды. Когда он говорит как бы о самом себе, тогда мурза – собирательный образ вельможи-придворного.
5. Читаешь, пишешь пред налоем. – Державин имеет в виду законодательную деятельность императрицы. Налой (устар., простореч.), точнее «аналой» (церк.) – высокий столик с покатым верхом, на который в церкви кладут иконы или книги. Здесь употреблено в смысле «столик», «конторка».
6. Коня парнаска не седлаешь. – Екатерина не умела писать стихов. Арии и стихи для ее литературных сочинений писали ее статс-секретари Елагин, Храповицкий и др. Парнасский конь – Пегас.
7. К духам в собранье не въезжаешь, Не ходишь с трона на Восток – т. е. не посещаешь масонских лож, собраний. Екатерина называла масонов «сектой духов» (Дневник Храповицкого. М., 1902, стр. 31). «Востоками» назывались иногда масонские ложи (Грот, 2, 709–710).
Масоны в 80-х гг. XVIII в. – члены организаций («лож»), исповедовавших мистико-моралистическое учение и находившихся в оппозиции екатерининскому правительству. Масонство разделялось на различные течения. К одному из них, иллюминатству, принадлежал ряд руководителей Французской революции 1789 г.
В России так называемые «московские мартинисты» (крупнейшими из них в 1780-е гг. были Н. И. Новиков, замечательный русский просветитель, писатель и книгоиздатель, его помощники по издательскому, делу И. В. Лопухин, С. И. Гамалея и др.) были особенно враждебно настроены по отношению к императрице. Они считали ее захватчицей престола и желали видеть на троне «законного государя» – наследника престола Павла Петровича, сына свергнутого с престола Екатериной императора Петра III. Павел, пока ему было это выгодно, весьма сочувственно относился к «мартинистам» (по некоторым свидетельствам, он даже придерживался их учения). Особенно активизировались масоны с середины 1780-х гг., и Екатерина сочиняет три комедии: «Шаман сибирский», «Обманщик» и «Обольщенный», пишет «Тайну противо-нелепого общества» – пародию на масонский устав. Но разгромить московское масонство ей удалось только в 1789–1793 гг. при помощи полицейских мер.
8. А я, проспавши до полудни и т. д. – «Относится к прихотливому нраву князя Потемкина, как и все три нижеследующие куплеты, который то собирался на войну, то упражнялся в нарядах, в пирах и всякого рода роскошах» (Об. Д., 598).
9. Цуг – упряжка в четыре или шесть лошадей попарно. Право езды цугом было привилегией высшего дворянства.
10. Лечу на резвом бегуне. – Это относится также к Потемкину, но «более к гр. Ал. Гр. Орлову, который был охотник до скачки лошадиной» (Об. Д., 598). На конных заводах Орлова было выведено несколько новых пород лошадей, из которых наиболее известна порода знаменитых «орловских рысаков».
11. Или кулачными бойцами – также относится к А. Г. Орлову.
12. И забавляюсь лаем псов – относится к П. И. Панину, который любил псовую охоту (Об. Д., 598).
13. Я тешусь по ночам рогами и т. д. – «Относится к Семену Кирилловичу Нарышкину, бывшему тогда егермейстером, который первый завел роговую музыку» (Об. Д., 598). Роговая музыка – оркестр, состоящий из крепостных музыкантов, в котором из каждого рога можно извлечь только одну ноту, а все вместе являются как бы одним инструментом. Прогулки знатных вельмож по Неве в сопровождении рогового оркестра были распространенным явлением в XVIII в.
14. Иль, сидя дома, я прокажу. – «Сей куплет относится вообще до старинных обычаев и забав русских» (Об. Д., 958).
15. Полкана и Бову читаю. – «Относится до кн. Вяземского, любившего читать романы (которые часто автор, служа у него в команде, перед ним читывал, и случалось, что тот и другой дремали и не понимали ничего) – Полкана и Бову и известные старинные русские повести» (Об. Д., 599). Державин имеет в виду переводной роман о Бове, который позднее превратился в русскую сказку.
16. Но всякий человек есть ложь – цитата из Псалтыри, из 115 псалма.
17. Между лентяем и брюзгой. Лентяг и Брюзга – персонажи сказки о царевиче Хлоре. «Сколько известно, разумела она под первым кн. Потемкина, а под другим кн. Вяземского, потому что первый, как выше сказано, вел ленивую и роскошную жизнь, а второй часто брюзжал, когда у него, как управляющего казной, денег требовали» (Об. Д., 599).
18. Деля Хаос на сферы стройно и т. д. – намек на учреждение губерний. В 1775 г. Екатерина издала «Учреждение о губерниях», – согласно которому вся Россия была разделена на губернии.
19. Что отреклась и мудрой слыть. – Екатерина II с наигранной скромностью отклонила от себя титулы «Великой», «Премудрой», «Матери отечества», которые были поднесены ей в 1767 г. Сенатом и Комиссией по выработке проекта нового уложения; так же она поступила и в 1779 г., когда петербургское дворянство предложило принять ей титул «Великой».
20. И знать и мыслить позволяешь. – В «Наказе» Екатерины II, составленном ею для Комиссии по выработке проекта нового уложения и являвшемся компиляцией из сочинений Монтескье и других философов-просветителей XVIII в., действительно есть ряд статей, кратким изложением которых является эта строфа. Однако недаром Пушкин назвал «Наказ» «лицемерным»: до нас дошло огромное количество «дел» людей, арестованных Тайной экспедицией именно по обвинению «в говорении» «неприличных», «поносных» и пр. слов по адресу императрицы, наследника престола, кн. Потемкина и пр. Почти все эти люди были жестоко пытаемы «кнутобойцей» Шешковским и сурово наказаны секретными судами.
21. Там можно пошептать в беседах и т. д. и следующая строфа – изображение жестоких законов и нравов при дворе императрицы Анны Иоанновны. Как отмечает Державин (Об. Д., 599–600), существовали законы, согласно которым два человека, перешептывавшиеся между собой, считались злоумышленниками против императрицы или государства; не выпивший большого бокала вина, «за здравие царицы подносимого», уронивший нечаянно монету с ее изображением подозревались в злом умысле и попадали в Тайную канцелярию. Описка, поправка, подскабливание, ошибка в императорском титуле влекли за собой наказание плетьми, равно как и перенос титула с одной строки на другую. При дворе широко распространены были грубые шутовские «забавы» вроде известной свадьбы князя Голицына, бывшего при дворе шутом, для которой был выстроен «ледяной дом»; титулованные шуты усаживались в лукошки и клохтали курицами и т. д.
22. Ты пишешь в сказках поученьи. – Екатерина II написала для своего внука, кроме «Сказки о царевиче Хлоре», «Сказку о царевиче Февее».
23. Не делай ничего худого. – «Наставление» Хлору, переложенное Державиным в стихи, находится в приложении к «Российской азбуке для обучения юношества чтению, напечатанной для общественных школ по высочайшему повелению» (СПб., 1781), которая также была сочинена Екатериной для внуков ее.
24. Ланцетов средства – т. е. кровопролитие.
25. Тамерлан (Тимур, Тимурленг) – среднеазиатский полководец и завоеватель (1336–1405), отличавшийся крайней жестокостью.
26. Который брани усмирил и т. д. – «Сей куплет относится на мирное тогдашнее время, по окончании первой турецкой войны (1768–1774 гг. — В. З.) в России процветавшее, когда многие человеколюбивые сделаны были императрицею учреждения, как то: воспитательный дом, больницы и прочие».
27. Который даровал свободу и т. д. – Державин перечисляет некоторые законы, изданные Екатериной II, которые были выгодны дворянам-помещикам и купцам: она подтвердила данное Петром III дворянам разрешение совершать заграничные путешествия; разрешила помещикам разрабатывать рудные месторождения в их владениях в собственную пользу; сняла запрещение рубить лес на своих землях без контроля власти; «позволила свободное плавание по морям и рекам для торговли» и т. д.
Название стихотворения в переводе с латыни означает счастье и посвящено оно великой Екатерине II.
С первых строк произведения поэт превозносит свою императрицу и создает традиционную картину богоподобной царевны, в которой воплощено понятие автора об идеале преосвященного монарха. Идеализируя реальную императрицу, поэт в то же время верит в изображенный им образ. Екатерина предстает в виде умной и деятельной царевны, но стихи не перенасыщены излишним пафосом, поскольку поэт использует смешение поэтических жанров (оды и сатиры), ломая традиции русского классицизма, редкое для тех лет мастерство. Отойдя от правил написания хвалебной оды, автор вводит в стихотворение разговорную лексику, изображая императрицу обычным человеком. Даже ей поэт осмеливается дать совет об исполнении принятых царями законов вместе со своими подданными.
В стихотворении звучит мысль и о мудрости самодержцев, и о нерадивости придворных, стремящихся только к собственной выгоде. В сатирической форме автор высмеивает окружение царевны. Этот метод не нов для поэзии того времени, но за образами придворных, изображенных в произведении, отчетливо проступают черты существующих людей (фаворитов государыни Потемкина, Орлова, Панина, Нарышкина). Сатирически описывая их образы, поэт проявляет огромную смелость, поскольку мог поплатиться за это своей жизнью. Спасло автора лишь благосклонное отношение к нему Екатерины.
По ходу стихотворения поэт успевает не только лукавить и изображать восторг, но и погневаться. То есть автор ведет себя как нормальный живой человек, индивидуальная личность с чертами народа, а это беспрецедентный случай для жанра поэтической оды.
Стиль собственных стихов поэт определил, как смешанная ода, утверждая, что стихотворец имеет право рассказывать обо всем, а не только петь хвалебные гимны. Таким образом, Державин совершил новаторский поступок в поэзии, создавая индивидуальные характеры невыдуманных людей на фоне колоритной бытовой обстановки.
Анализ Оды Фелица Державина
Державин является незаурядным поэтом, который имел свой почерк и свое видение происходящего. Признание к поэту пришло после того, как он написал оду «Фелица». Именно в 1782 году когда «Фелица» вышла в свет, ее автор и стал знаменитым. Это стихотворение было написано Екатерине Второй. Ей работа поэта очень понравилась и за это правительница щедро наградила Державина. Поэт работал на произведение в такую пору, когда такой жанр как ода уже не имел популярность. Но Державина это не остановило.
Автор «Фелицы» просто сломал все стереотипы того времени. Многие писатели и критики были немного ошарашены. Державин пренебрёг всеми правилами литературы того времени и написал свою работу. Творчество писателей и поэтов тех времен просто были переполнены красивыми словами. В свою очередь Державин решил довольно обычными словами показать, как он относится к Екатерине. Также Державин написал о своем отношении к близким людям императрицы.
Раннее творчество Державина, а именно «Фелица» конечно имеют строки, в которых присутствует превознесение императрицы. Поэт считал ее доброй и умной правительницей. Всего в «Фелице» 26 десятистиший. Больше половины из них, поэт посвятил Екатерине, причем все свои чувства он немало растянул. К тому же, можно заметить, что некоторые комплименты и восхваления имеют повторения в произведении «Фелица».
Для Державина было непростое время, особенно период написания «Фелицы». Это было время, когда общество проходило через определенные перемены. Люди начали меньше придерживаться своего мнения и шли по течению. Была потеряна сверхличность и мышление людей в стране. Происходил так называемый кризис, в котором происходила борьба нынешней власти со старым обществом. Именно это повлияло на то, что жанр ода стал восприниматься людьми. Поэт как раз в этот момент и написал «Филицу». В одночасье стал знаменитым и к тому же первопроходцем, новатором данного жанра. Читатели были поражены, а критики не знали, как оценивать работу автора. Державин смог ввести в жанр оды юмор, который касается обыденной для всех жизни.
После того, как ода была выпущена в люди, автор смог сам определить жанр, в котором написал произведение. Он назвал свою работу – смешанная ода. Державин придерживался мнения, что в обычной оде поэт восхваляет только высокопоставленных людей, но в жанре, в котором пишет Державин, можно писать обо всем.
Поэт дает понять, что ода это некий предшественник романа. В ней можно воплотить многие мысли касающиеся русского быта.
Анализ стихотворения Фелица по плану
Возможно вам будет интересно
- Анализ стихотворения Баратынского Чудный град порой сольётся
Данное стихотворение было написано Е.А. Боратынским в 1829 году и имеет свою собственную творческую историю создания. Как и любое другое лирическое произведение «Чудный град» построено по определенной схеме, а именно по схеме сопоставления образов.
- Анализ стихотворения Памяти Белинского Некрасова
Некрасов находился в достаточно дружеских отношениях с Белинским еще с момента первого знакомства. Но их критическая деятельность не позволяет им сойтись в общих взглядах, поэтому они редко совпадали во мнениях.
- Анализ притчи Враг и друг Тургенева (стихотворения)
Жанр прозаического стихотворения близок притче. Обстоятельства, в которые загнан лирический герой, носят аллегорическую окраску. Внутренние переживания лирического героя имеют свое отражение
- Анализ стихотворения Никитина Зимняя ночь в деревне 5 класс
Стихотворение «Зимняя ночь в деревне» было написано 1853 года Иваном Никитиным. Никита именно за хорошие стихи и красивые слова, эпитеты и сравнения в стихах и прозвали мастером русского пейзажа
- Анализ стихотворения Узник Фета
Данное произведение было написано в 1843 году. Стихотворение начато с неожиданного для читателя зачина. Персонаж, который находится в заключении совершенно не думает о том
– крупнейшее явление в русской литературе XVIII-го века. Он известен главным образом своими одами, кроме которых он оставил еще и чудесную лирику. Соблюдая как будто внешние формы классицизма , Державин в своих одах произвел целый поэтический переворот: он порывает с условными требованиями классицизма там, где они мешают его поэтическому творчеству. Так, например, в похвальные оды он вводит сатирический элемент, переходит от высокого торжественного слога к самому простому, иногда шутливому тону; употребляет простые слова, обыденные выражения, не соблюдая «высокого штиля», которого строго придерживались Ломоносов и Сумароков .
Все это мы видим уже в оде «Фелица», создавшей Державину известность (см. полный её текст и анализ на нашем сайте).
Державин. Фелица. Ода
Имя «Фелицы», в которой Державин олицетворяет императрицу Екатерину II , взято из ее же сказки «О царевиче Хлоре ».
«Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды,
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает:
Подай, найти ее, совет».
Так начинает Державин свою оду. Восхваляя Екатерину – Фелицу, он говорит о ее вкусах и образе жизни, сравнивая ее с окружающими ее вельможами, которых он называет «мурзами». Самого себя он тоже называет «мурзой», намекая на свое татарское происхождение; – но часто этот мурза, от лица которого будто написана ода, изображает одного из известных вельмож, – Потемкина, Орлова, Нарышкина, Вяземского; Державин беспощадно осмеивает их.
Портрет Гавриила Романовича Державина. Художник В. Боровиковский, 1811
В противоположность своим вельможам, Екатерина любит простоту:
«Мурзам своим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом.
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь!
Затем следуют портреты разных вельмож. Прекрасно изображен Потемкин , – «Великолепный князь Тавриды», с его огромными государственными замыслами, фантастической роскошью и богатыми пирами:
«А я, проспавши до полудня,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю,
Гражданские оды Державина адресованы лицам, наделенным большой политической властью: монархам, вельможам. Их пафос не только хвалебный, но и обличительный, вследствие чего некоторые из них Белинский называет сатирическими. К лучшим из этого цикла принадлежит «Фелица», посвященная Екатерине II. Сам образ Фелицы, мудрой и добродетельной киргизской царевны, взят Державиным из «Сказки о царевиче Хлоре», написанной Екатериной II. Ода была напечатана в 1783 г. в журнале «Собеседник любителей российского слова» и имела шумный успех. Известный до этого лишь узкому кругу друзей, Державин сделался самым популярным поэтом в России. «Фелица» продолжает традицию похвальных од Ломоносова и вместе с тем резко отличается от них новой трактовкой образа просвещенного монарха. Ода «Фелица» написана в конце XVIII в. Она отражает новый этап просветительства в России. Просветители видят теперь в монархе человека, которому общество поручило заботу о благе граждан. Поэтому право быть монархом налагает на правителя многочисленные обязанности по отношению к народу. На первом месте среда них стоит законодательство, от которого, по мнению просветителей, прежде всего, зависит судьба подданных. И державинская Фелица, выступает как милостивая монархиня-законодательница. Возникает вопрос, какими фактами располагал Державин, на что он опирался при создании образа своей Фелицы - Екатерины, которую лично в эти годы еще не знал. Основным источником этого образа был обширный документ, написанный самой Екатериной II, - «Наказ комиссии о составлении проекта нового Уложения». Новаторство Державина проявилось в «Фелице» не только в трактовке образа просвещенного монарха, но и в смелом соединении хвалебного и обличительного начал, оды и сатиры. Таких произведений предшествующая литература не знала, поскольку правила классицизма четко разграничивали эти явления. Идеальному образу Фелицы противопоставлены нерадивые вельможи (в оде они названы «мурзами»). В «Фелице» изображены самые влиятельные при дворе лица: князь Г. А. Потемкин, графы Орловы, граф П. И. Панин, князь А. А. Вяземский. Позже в «Объяснениях» к «Фелице» Державин назовет каждого из вельмож поименно, но для современников в этих комментариях не было необходимости. Портреты выполнены настолько выразительно, что оригиналы угадывались без труда. Екатерина разослала отдельные экземпляры оды каждому из названных выше вельмож, подчеркнув те строки, которые относились к адресату.
Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает, -
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.
Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.
Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духам- в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд;
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И всё на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.
Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где всё мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.
Или великолепным цугом
В карете английской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.
Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.
Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.
Нашел, - но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает. -
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?
Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле, -
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.
Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад;
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.
Слух идет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.
Неслыханное также дело,
Достойное тебя! одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам
Всегда склоняешься простить.
Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткий, ангел мирный,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить,
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.
Ты ведаешь, Фелица! Правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи,
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».
Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их пить.
Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?
Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.
Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает,
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить;
Которого закон, десница
Дают и милости и суд. -
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?
У трона разве твоего!
Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде, Смирне, Кашемире?
Послушай, где ты ни живешь, -
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.
Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.
